Беглец (СИ)

— Кхм. В общем, — еще какое-то время у него ушло, чтобы собраться с мыслями, — в общем, идеально то, что подходит тебе, как… как если бы ты сам это придумал.

Довольный сказанным, он поднес к губам сцепленные пальцы и улыбнулся, как делает обычно — вглубь себя.

«Какое-то туманное определение», — решил я. Мало ли что мне подходит.

Напрасно я ждал чего-то большего, надеялся, что отец пустится в объяснения. Но это не было школьным уроком, а он был дальше чем далек от старческой поэтичности и даже близко не достиг возраста, когда ищешь слушателя и забываешь начало, едва дойдя до середины предложения. Он и теперь всё больше молчит. Может, это и есть та мудрость — вовремя устать языком?

— Вот ты задумался, а я скажу: твоя матушка, видит Бог, идеальная женщина для твоего отца.

— У моей матушки, да простит меня Бог, скверный характер.

— Майкрофт!

— Можно подумать, я не прав! — пробубнил я, схватив со стола незажженную трубку и принимаясь попыхивать на его манер. — Ты сейчас думаешь: «Хорошо, что она этого не слышала».

Он засмеялся. Он, конечно, ни черта не понимал в воспитании, особенно когда дело касалось таких недоносков, как я. Конечно, нельзя усадить человека за орган и ждать чего-то путного, кроме «бубубу-ду», коим я и являюсь. Да, у него был шанс потренироваться на мне, но Шерлок… В тридцать пять ты уже не так гибок. В смысле, ты можешь попробовать вывернуть запястье и освоить скрипку, но бубубу-ду, как ни старайся, уже не выйдет.

Что, нахрен, за скрежет?

— Может и прав, но мне-то она подходит, как никто другой. Настоящая женщина, не встречал таких ни до нашей встречи, ни после.

На словах «настоящая женщина» я понимающе кивнул, словно мне было не тринадцать, а тридцать, я перемацал всех женщин в ливерпульских доках и я же побывал в лучших домах Европы (видимо, для чистоты эксперимента). Но на самом деле все, что я мог, — сравнить Мэрилин Монро с Грейс Келли (разумеется, безо всякого результата) или поставить рядом Сабрину и Сандру (правда ни на одну из них моя мать похожа не была).

Мне еще предстояло узнать, что в его понятии «настоящая женщина». Этот вопрос я оставил для следующего раза, но потом необходимость разбираться в женщинах как-то отпала.

— Чем же таким она подходит? — И я начал загибать пальцы: — Она постоянно обижается, ругается, когда ты задерживаешься на работе, заставляет есть овощи, мыть руки, знает больше тебя (вот тут он оскорбился) — не переживай, ты все равно умнее, — затевает пари и спорит, пока ты не сбежишь от нее в кабинет. Обожает иметь мнение на счет всего на свете. А еще временами на нее находит помутнение, когда она носится со скоростью света и кудахчет, как наседка, над всеми, кто попадется под руку. Чаще всего попадаешься ты. Не обижайся, но ты совершенно не можешь ей противостоять. Никак. Неа.

— Эхех, Майкрофт. — Он потрепал меня по голове. Я ненавидел, когда он брался тормошить мою челку. — Не так уж ты смышлен, как они думают, верно? Кто ж еще на этом свете станет меня терпеть?

Не могу сказать, что его ответ открылся просветлением. У меня прям всё упало в тот момент. Ерунда какая.

И вот теперь я, кажется, начал понимать.

Сейчас Грег скажет, что я транжира, — в очередной раз думаю я, — но он в очередной раз не говорит. Так что эта куча тряпья отправляется на кассу.

— Классная футболка.

— Ты классный, — отвечаю я. — А футболка — так себе. И лучше без нее. Жду не дождусь, когда сниму с тебя и её, и эти классные джинсы.

— Секс в раздевалке? — смеется он.

— Ты это можешь, я это могу, предлагаю удовлетвориться самим фактом. Мы должны быть стойкими и двигаться к цели, не взирая на земные искушения. Подарок, помнишь? Ты! Вообще помнишь, зачем мы пришли?

— Эй, кто из нас забыл? — притворно возмущается он. — Ещё одна минута в мыслях, что подарить Стейси, меня доконает. Даже не думай спросить ещё раз.

И я захлопываю рот.

Мы идем вдоль витрин: я всё время останавливаюсь, потому что все эти яркие и классные штуки привлекают мое вни… На самом деле нет — но так я пытаюсь развлечь и отвлечь себя и позволить Грегу посмеяться над своим незадачливым бойфрендом. И Грег смеется, называя меня ребенком. Мы идем слишком близко друг к другу, ближе, чем он может себе позволить — учитывая, что в Либертис полно людей и в любой момент может встретиться кто-то из его знакомых, хоть он и настаивает, что в месте вроде этого делать им нечего. Он пытается приобнять — нехотя скидываю руку, но, видит Бог, я противен самому себе.

— Перестань, — говорю я и натыкаюсь на взгляды проходящих мимо парней, по виду туристов. Глядя на нас, парочка смеется. Грег улыбается, мол «ну что с ним поделаешь» и пожимает плечами.

— Видишь, мы не одни такие, — бурчит он, пытаясь повиснуть у меня на руке. — Вот черт! Распейл!

Он замечает своего директора и останавливается, как в трансе. Тот не смотрит в нашу сторону: все внимание этого достопочтенного препротивного старикашки захвачено молоденькой девицей, годящейся ему во внучки.

— Перестань дергаться, как будто тебя поймали, — шиплю я. — Это его дочь?