Я никому не сказал — ни матери, ни тем более полиции. Ни словечка не проронил. Я был посредственным атлетом, которого и на соревнования-то брали в довесок, а стал — лучшим только потому, что умел молчать. Совесть тоже молчала, ведь я, по сути, ничего и не делал. Мысли Майкрофта способны пробить череп кому угодно, он-то обо всем догадался, стонет подо мной, сжимая член, как будто кого-то это обманет. Идеальный секс. Идеальная жизнь. Идеальный момент.
Идеальный оргазм.
========== Let Me Be Your Armor ==========
— Майкрофт, всё нормально? Ты лежишь так уже десять минут.
Грег отходит от окна, впустив немного света, и тень его руки скользит по подушке.
— Знаю. Не могу… похоже, моё тело не может справиться с таким количеством эндорфинов.
— Ты сегодня в ударе.
— Ты тоже. По-моему, меня парализовало.
— Да ты вроде не шутишь. — Грег переворачивает меня за плечо и встряхивает, и тех немногих сил, что остались, хватает только на невнятный смешок. Он улыбается своей обалдевшей улыбкой.
А я:
— Вижу свет, — хотя никакого света я не вижу, протягивая руку к его лицу и хватая за щеку. — Интересно, сколько пластилина нужно, чтобы вылепить ещё одного тебя?
— О, Господи. Еще и бредишь вдобавок.
— Меня заело.
— Точно бредишь.
— Меня заело на тебе, Грегори. Гре-го-ри, — его имя вязкое, как тянучка, приторное, и мой язык, кажется, только что завязался в узел. — Ты дурно на меня влияешь. Из-за тебя мои мозги превращаются в мармелад. Я не шучу, в последнее время происходит что-то странное. Словно я тупею рядом с тобой.
— Хочешь сказать, опускаешься до моего уровня? Или это я засираю тебе голову, мешаю думать или что? Не то чтобы я обижался, — добавляет он, — но если из-за меня ты забываешь, сколько будет шестью семь, как честный человек я обязан подарить тебе калькулятор.
— Я только хотел сказать, что счастье и разум — взаимоисключающие понятия. Мне бы найти золотую середину, Грег, как? Ты должен делать меня сильнее, умнее — а не слабее и, конечно, добрее и глупее, как сейчас, например, — устало объясняю я.
Конечно, я знаю, что он всегда сможет меня защитить, но, чёрт, я не про это! Мне должен остаться я, я! Я не хочу быть ни половиной себя, ни четвертью, это я уже проходил! Да, сила это всегда слабость, но не до такой степени, что земля плывет и перестаешь мыслить трезво. Не хочу такого для себя, он такого тоже не хочет, хотя и смог бы, наверное, принять меня любым… Но я… больше не хочу быть любым, я уже знаю, точно знаю, кто я.
— Ты хочешь быть лучше для меня, — лениво говорит он, — это другое. Я тоже хочу. Не в том дело, что ты можешь быть счастлив только не думая, а в том, что никогда не будешь счастлив, если не сможешь мыслить трезво. А если будешь мыслить трезво — то никогда не додумаешься до счастья. Блаблабла, — он запинается в этой тарабарщине и смеётся. — Забудь про него, про счастье, и я переживу, если ты будешь со мной грубее, чем мне того хочется. И если мы не будем счастливы, тоже переживу. Ты не хочешь меня обижать — это здорово, но, поверь, единственный вариант, когда я буду не в обиде, если ты будешь самим собой, даже если ты будешь в полной заднице и в этом окажется твоя норма. Ты пытаешься этим управлять… забей. Если ты будешь собой, и я буду собой, и мы не будем стараться — мы всегда будем просто ты и я, как в самом начале. — Он вопросительно выгибает бровь. — Лично меня это устраивает.
— Просто остаться там? — не хочу признаваться, но звучит это ужасно, как признание в собственном бессилии… непонятно, собственно, перед чем. Мир бросает мне вызов, а я лежу в постели — нет, я в том обоссанном сортире, нагнутый над раковиной, блюю, отмечая Рождение Большого Чувства. Я должен что-то делать, вот сейчас, прямо сейчас, а я — я рассматриваю непереваренный ужин и чувствую себя прекрасно-заинтересованно с этим парнем под боком.
Я другие истории слышал.
— А почему нет? Просто остаться там. Нам некуда идти, чтобы придумывать себе рубежи и стараться им соответствовать. Все придумали до нас, понимаешь ты, нас с тобой поделили на отрезки и заранее сказали, что делать. Сегодня ты даришь мне цветы, завтра женимся, а после завтра — родим семерых, но ты хитрее. Я думаю, ты хитрее их всех и в этом дело. Мы не поженимся и даже собаку не заведем. Ты всех обдурил, Майкрофт. И, знаешь что, — я это обожаю.
***
И знаешь, что? Я вообще-то тоже.
***
Оглядываясь назад, я думаю, что, может быть, чувство времени мне в кои-то веки не изменило — я тогда хотел остаться в этом моменте и до сих пор тянусь к невидимому рубильнику, чтобы замереть там, вот так, раскинутым на кровати.