— Ты любишь меня. Я знаю, — говорит он, стискивая кулаки, и поджимает и без того тонкие губы.
— Да, — отвечаю я. — Люблю. Всегда буду любить. Но не буду с тобой. Для того, чтобы любить тебя, это не нужно. Я не позволю ломать себя, а ты никогда не откажешься от этой идеи. Мы слишком похожи, Фрэнсис.
Я слышу звон разбивающегося стекла. Так обещание «всегда» оборачивается бездушным «навеки». Я слышу, как волна уносит осколки. Речная вода потратит века, чтобы сточить их острые края.
Он молчит слишком долго. Закрывает глаза. Я смотрю, как подрагивают влажные ресницы. Я мог бы обнять его, успокоить. Но тогда мои руки уже не коснутся Олли. Я лжец, но не предатель.
Все, к кому я ни прикасался, никогда не избавятся от воспоминаний обо мне. Я прошел сквозь их жизни красной нитью. Это плата за мое одиночество. Фрэнсис же не расплатится никогда. Я выбрал его особенным. Он никогда не станет цельным. Будет подбирать людей как фрагменты, стараясь восполнить утерянную часть. И всегда будет знать, что нужная деталь здесь, рядом, совсем близко — но останется недоступной. Закатилась под пол, когда в доме меняли паркет. Что-то вроде красивой легенды о забытом всеми тайнике, где прапра- еще в детстве спрятала фамильный рубиновый перстень.
Сейчас, рядом с ним, мне больнее, чем когда бы то ни было. Может, он потянется, чтобы поцеловать меня. Может, встанет и уйдет. Может, останется здесь до утра, но меня уже не будет. Ветер подхватит воспоминания и уронит их в воду. Ветер подхватит моё тело, и я очнусь на дне Темзы. Не знаю… Ветер точно унесет боль.
Наверное — я на это надеюсь.
========== D Is For Dangerous ==========
— Обязательно ехать через эту дыру? Нет, скажи мне — обязательно?
Клэнси снова бесится. В последние дни с ним такое постоянно. Очередная травма выбила его из состава на добрых три недели, и теперь он развлекается тем, что докучает мне почти круглые сутки. По телефону, дома, даже во сне. Вчерашняя истерика застала посреди ночи. Не успел я разлепить глаза, как в лицо прилетела знатная оплеуха. Оказалось, ему приспичило пообщаться, а я не соизволил проснуться. Естественно, я вспылил. Слово за слово, и я закономерно был назван «бездушной скотиной» и еще многими нелестными эпитетами. Всё закончилось тем, что я ушел спать на пол.
«Заткнись, Клэнси, просто заткнись», — думаю я.
— Ты не мог бы не отвлекать меня? Я пытаюсь вести машину, — говорю, наклоняясь к рулю и выпрямляя спину. План такой: сделаю вид, что сосредоточен, и он отстанет.
— Я просил ехать через центр, ты вообще меня когда-нибудь слушаешь? — не унимается мой друг.
— Зачем? Чтобы собрать все пробки? — Я честно пытаюсь игнорировать этот зуд, но выходит скверно.
— А ты думаешь, что здесь их не будет? Там хоть есть, на что пялиться, а если мы застрянем в этой деревне, я сойду с ума. Черт, это невозможно! В следующий раз поведу я!
Успокойся, Майкрофт, успокойся. Скоро это пройдет. Ты же знаешь, как ему трудно. Сейчас сложный период. Соберись. Сосчитай до десяти, в конце концов.
— Еще одно слово — и пойдешь пешком. Я это устрою, — говорю я тоном, после которого любой нормальный человек должен заткнуться.
Любой нормальный.
Ага.
— Придурок, — выпаливает Олли.
Я убираю руку с рычага, поворачиваю голову и наотмашь бью его по лицу. Недостаточно, едва попадаю. Он брыкается, но ремень держит крепко, так что второй удар — теперь уже правой руки, — приходится точно в цель. Не смотрю за дорогой, машина встала посреди улицы, а сам я тяну Олли за волосы, стараясь размозжить его голову о мягкую спинку сиденья. Тщетно. Отпускаю вихры и, пытаясь отдышаться, возвращаюсь в прежнее положение. Одна рука на рычаге, другая — держит руль. Машина трогается, справа, обгоняя и сигналя, проносится какой-то умник. Я снова слежу за дорогой. Злость потихоньку выкипает.
— Знаешь, Оливер (не помню, когда в последний раз называл его полным именем), я только что представил, как удачно твой лоб вписывается в приборную панель. Поэтому давай ты просто помолчишь и подумаешь о своем поведении. А я порадуюсь своему терпению и подумаю о том, как отвлечь тебя от скверных мыслей.
Поворачиваю голову и натыкаюсь на виноватый взгляд.
— Вот и отлично. — Глажу его угловатую коленку.
Он примирительно улыбается и несколько минут действительно молчит.
— Как ты меня выносишь? — спрашивает он чуть позже.
— Как назойливый, но приятный раздражитель, — говорю я.
В моей голове ни одной приличной мысли. «Нет уж, только не сейчас», — думаю я, принимаясь разглядывать светофор.
***
— Черт, — бормочет Клэнси.
Откидываюсь на сидении. Движение встало, как он и предполагал. Клэнси открывает окно и вытягивает голову, пытаясь разглядеть причину затора.
— Твою ж маму, — говорит он, хлопая ладонью по крышке бардачка.
— Что там? Что за шум?
Гомон усиливается. Выкрики, маты. Раздраженный вой клаксона, за ним — глухой звук удара. Ещё один, и ещё. Какофонию сигналов сопровождают хаос голосов, непонятное шорканье и приглушенные хлопки.
— Гребаные фанаты снова что-то не поделили. Кажется, сегодня «Шпоры» играли с «Вэст-Хэмом».