Беглец (СИ)

— Эмм… Джим? — выпаливаю я. Моя вялая попытка отсрочить неизбежное похожа на последний вздох утопающего.

— Майкрофт, ну ты… — Она стучит кулаком по голове и смешливо округляет глаза. — Я тебе подскажу… Начинается на «эф»…

Мне нужно бежать, бежать, бежать… Возможно, сгинуть с лица Земли.

Один билет до Рио, пожалуйста.

Я пошел…

— Помнишь ту рыжую сучку, что тёрлась возле Кэнди? Держу пари, она и передала Фрэнку, что Клэнси уехал.

Я и сам понимаю, что будь здесь Олли, у моей выдержки было бы куда больше шансов.

Не знаю, почему я всё ещё здесь. Я должен бежать, сверкая пятками. Мне требуется мой адекватный взгляд на вещи, как вернуть его обратно?

— Стейси, ты должна меня спрятать, — говорю я, после чего мы заливается безумным смехом. Мы смеемся, а я так и остаюсь стоять. В ушах звенит, ноги похожи на две колоны.

— У моей матери вилла во Франции, — прыскает она. — Давай, Майк, вперед.

«Вперед», — думаю я. И все равно продолжаю стоять. Почему я не двигаюсь с места? Наверное, моя разумная часть всё ещё ослаблена, а подсознание хочет этой встречи?

О, а вот и ответ на все мои тревоги. Браво, Майкрофт, твоя тупость станет эталоном в Палате мер.

Стейси пихает меня, говорит, чтобы я уходил.

Поздно — спиной ощущаю, что поздно.

— Майк, — этот голос я узнаю из миллионов. Оборачиваюсь.

Долговязая фигура, светлые волосы, высокие скулы, маленькие глаза цвета «Бомбей Сапфир»…

На арене лучший клоун всех времен — Фрэнсис Мерсер собственной персоной, встречайте! Если б я мог объявить сам себя, я бы объявил…

Я смеюсь вслух и отчего-то собираюсь пожать ему руку. Наши ладони встречаются, и я слышу щелчок в собственной голове. Похоже, один из переключателей не выдержал и опция «гордость» больше не действует по умолчанию.

Я притягиваю его к себе и впиваюсь в губы. Мои пальцы прочно сомкнулись на его плечах, не давая отстраниться. Язык скользит по зубам и толкается внутрь, наконец добиваясь горячего прикосновения. Поцелуй выходит влажным, глубоким, развратным. На вкус — имбирный эль, что-то такое. Пальцы сжимают еще крепче, я хочу сломать его кости, уничтожить то, что от него вообще осталось. Он протестующе дергается, но мне плевать. Я так хотел, а я всегда получаю что хочу. Прекрати брыкаться. Кусаю нижнюю губу, зная, что он это ненавидит. Раздается хруст ломаемых ключиц. На моей щеке влажный след. Под подушечками больших пальцев что-то острое и теплое. Капля сбегает по фаланге и медленно тянется вниз, по предплечью…

Ну конечно. Конечно я его не целую. Мои мозги всё ещё функционируют.

Фрэнсис ощутимо сжимает мою руку и улыбается.

— Стейси, — говорит он. — Извини нас, мы пойдем.

Стейс отвечает кислым взглядом. Уголок её рта дергается, ноздри раздуваются. Кажется, ей есть, что ответить, но Фрэнсис уже тянет меня за собой.

А я такой податливый. Ну, а что я могу. Я вообще слаб, выпил и еле стою на ногах. А у Фрэнсиса — ирландские корни. И кто я против него?

***

Идти совсем недолго. Я уже знаю, куда меня ведут. Доки. Здесь прохладнее и воздух как будто чище. Темнота отступает при свете мощных прожекторов. Садимся на бетонный парапет; за нашими спинами — Темза, впереди — пустое пространство: рабочий мусор, какие-то балки, пыльные, свернутые кольцами цепи, перевернутая лодчужка. Отличный пейзаж, для будущего разговора — самое то. Но я предпочел бы стоять.

Я упоминаю об этом, поднимаясь на ноги, но Фрэнсис удерживает мою руку.

— Пожалуйста, сядь. И выслушай. Говорить буду я.

Он говорит так тихо и печально, что у меня щемит в груди. От этого голоса, от звучащей в нём обречённости. Не могу отделаться от чувства, что, что бы он ни произнес, мой ответ известен ему давно.

Могу представить, чего стоило найти слова для этого разговора. Чего стоило собраться с духом и подойти. Нет, не могу. Никогда не мог понять. Я никогда не входил в одну реку дважды. Для этого я слишком линеен. Слишком слаб. Слишком беззащитен. Моя броня крепка, но стоит пробить её, чтобы увидеть, как я вытекаю на землю — медленно, капля за каплей.

Он всегда был таким открытым и удивлял меня. Я не понимаю. Он был сломан до меня. Уходя, я плясал на костях. Он должен мечтать об освобождении.

Но он все равно здесь.

Мне больно. За него, вместо него, вместе с ним.

— Я не могу. Не могу так. Я чувствую: что должен быть с тобой, просыпаться с тобой. Помнишь, ты говорил, что это — моё место? Рядом с тобой. Это оно. Теперь я знаю.

Конечно я помню. Я считаю так до сих пор. В этой гребаной Вселенной его место — рядом со мной. Потому что он и есть часть меня. Не важно, хорошая или плохая, важно лишь, что всё, что он когда-либо чувствовал, я пропускал через себя, я ощущал малейшие колебания, как если бы в его теле нас было двое…