Беглец (СИ)

Сворачиваю на обочину. Недалеко от нас на асфальт приземляется дымящаяся банка, и девушка, наткнувшись на столб оранжевого дыма, шарахается в сторону и ныряет в проулок.

Голоса становятся громче. Машины замолкают.

Слышится звон стекла.

Сидя в машине, я едва вижу, что происходит впереди, но доносящийся шум не оставляет сомнений: шизанутая толпа фанов движется в нашу сторону, обтекая колонну машин, не забывая заявлять о своем присутствии — круша все, что попадается под горячую руку. Здоровенный придурок с битой наперевес подбегает к витрине сбоку от нас и, хорошенько замахнувшись, разбивает стекло.

— Не высовывайся, — говорю я Клэнси и тянусь через него, чтобы заблокировать дверь.

— Тупоголовые, — шипит Олли, выключая радио.

В следующую минуту, кажется, всё более-менее спокойно. Редкая толпа движется мимо нас, гогоча и невпопад горланя гимн. Придурок с битой методично уничтожает витрину, не желая оставлять ни единого живого места. Я искренне поражаюсь такой дотошности. Нет ничего странного в том, что идиот не встречает никакого сопротивления. Очень умно выбрать свей целью магазин нижнего белья: бедные продавщицы наверняка трясутся, забившись в угол. Надеяться на расторопность нашей доблестной полиции не приходится.

Ситуация подсказывает, что минувшее нас начало толпы куда более дружелюбно, чем те, кто громят машины впереди. Какого хрена я поперся в эту дыру. Стоило послушать Клэнси.

Но он, похоже, не настроен ёрничать. Не слышу вездесущего «Я же говорил» — громко сопит, вжавшись в сиденье, поджимая еще побаливающую ногу; раздувающиеся ноздри выдают тщательно подавляемый гнев.

— Успокойся, — говорю я. По опыту знаю, он близок к бешенству.

Господи, какой черт меня дернул? Зачем я сюда полез?

Олли послушно молчит, потому что и сам в курсе, что, если начнет говорить, распалится ещё больше.

Проклинаю собственную глупость, мрачно уставившись на происходящее за стеклом.

Придурок с битой наконец расправляется с витриной.

Вот черт. Жирный боров.

Он оборачивается и пялится точно на нас. Вид дорогой машины действует на него, как красная тряпка на быка. Он движется к нам и со всего размаху лупит битой по капоту. В ушах стихает эхо удара.

Не пойму, это прогнулся металл? Или: может, это сердце пропустило удар?

Может, лопнуло чье-то терпение. Мое или Олли — не уверен.

Боров стучит в стекло. На миг его лицо приобретает глупейшее выражение, после чего он скалится в узнавании, произносит что-то одними губами и дергает ручку двери. Гребаный запрет на тонировку.

Та не поддается. Происходящее далее укладывается в несколько секунд.

Олли пялится на меня, будто я смогу сделать так, что он исчезнет.

Я смаргиваю оцепенение.

Наши взгляды встречаются. В моей голове безнадежно пусто. Ничего. Зеро. Куча вопросительных знаков.

Тупоголовый замахивается.

Стекло прогибается и идет трещинами.

Олли дергает кнопку блокировки и буквально выламывает дверь вместе с прислонившимся к ней фанатом. Боров отшатывается, роняет биту, но все же удерживается на ногах.

Клэнси бросается напропалую. Начинается потасовка. Выскакиваю из машины, пытаюсь разнять, пытаюсь втиснуться между ними, но получаю по роже. Клэнси нагибается и хватает закатившуюся под машину биту.

Дело приобретает скверный, очень скверный оборот.

Цепляюсь в занесенную руку Олли. Боров ухитряется оттащить меня в сторону, но не видит, что я успел отобрать биту, и тут же отхватывает по ребрам.

Удар.

И ещё один.

И ещё.

Придурок что, сделан из железа? От моих ударов он едва оступается и с новой силой бросается в бой. Клэнси кидается на защиту. Боров рассекает ему бровь, а вот мои кулаки в суматохе едва достигают цели. Я окончательно выхожу из себя, отталкиваю Олли и основательно бью придурку в челюсть, а затем на волне бешенства луплю кулаками всюду, где могу дотянуться.

Я не успеваю заметить, что один из фанатов уже мчится на подмогу.

— Боб! Твою мать!

Чьи-то руки уже оттаскивают меня от жирного тупицы. Олли вырастает между мной и боровом, но тот, похоже, далек от мысли продолжать бой.

— Пошел нахер! Отцепись! — ору, тщетно пытаясь выпутаться из захвата.

Да что за блядский день!

— Успокойся, — звучит знакомый голос. От удивления я перестаю сопротивляться и просто тяжело дышу. Олли стоит, оперевшись о машину, разглядывая обхватившие меня руки и их обладателя, как нечто диковинное.

Захват ослабевает, и я дергаюсь, чтобы не чувствовать прижавшейся ко мне фигуры.

Боров садится на асфальт и обхватывает голову руками.

— Гребаные гомики, — бормочет он. Клэнси дергается, как от удара.

— Олли, иди в машину, — цежу я. — Ты меня слышал? — повторяю, когда он не двигается.

Он открывает дверцу и неуклюже забирается в салон.

— Успокоился? — говорит фигура позади меня. — Я отпускаю.

Скидываю чужие руки и разворачиваюсь, отступая назад. Я не успокоился — сложно описать, как я взбешен. Знакомый взгляд щенячьих глаз только подстегивает злобу.

Один… два… три… четыре…

Уф.

Как же ты меня достал!

Окидываю взглядом стоящее передо мной недоразумение. Растрепанные темные волосы, щетина, выцветшая футболка клубных цветов.

Он хмурится, не желая, чтобы его разглядывали.