Беглец (СИ)

Я говорю «хорошо», сажусь на пятки и, сам того не заметив, сжимаю сбившуюся ткань покрывала. Мысли улетучиваются; я все еще под впечатлением от его просьбы. Олли приподнимается, откидывается на подушки и складывает руки на груди. При этом его член с немного кривоватой головкой смотрит будто оценивающе. Усмехаюсь своим мыслям и этому зрелищу и накрываю ладонью собственную эрекцию. Провожу по всей длине, задерживаю кольцо пальцев на уздечке и поднимаю голову, ловя взгляд широко распахнутых глаз.

Что ж, ты сам напросился.

Олли сглатывает.

Отнимаю ладонь и, набрав в рот слюны, провожу по ней языком. Не прекращая смотреть ему в глаза, накрываю головку и, сделав пару круговых движений, надавливаю на вход в уретру. Уголок его рта вздрагивает. Мое внутреннее спокойствие вздрагивает. Ладонь движется вниз по стволу, доходит до мошонки и едва касается жестких волосков. От этого движения назойливое трепыхание внизу живота становится почти нестерпимым. Чувствую острую потребность сжать головку и закончить мучение, но сдерживаюсь, лишь сильнее стискивая покрывало. Олли прикрывает глаза, тянется к своему члену, но одергивает руку.

— Хочу научить тебя кое-чему, — говорю я.

— Чему? — Он закусывает губу. Ладони сжаты в кулаки.

Нет, милый, еще рано. Я даже не начинал испытывать твоё терпение.

— Называть вещи своими именами, — вопреки напряжению спокойно отзываюсь я.

Он опускает глаза и снова смотрит на меня.

— Я должен озвучить всё, что ты делаешь?

Умный маленький Олли.

— Да, — выдыхаю, проводя пальцем по выступающей вене, не разрывая зрительного контакта.

Он ухмыляется самой злобной из ухмылок.

— Сейчас… ты ведешь пальцем по вене на своем темном от возбуждения члене. Я бы с радостью провел по ней языком. Самым кончиком, надавливая. Как я люблю. Как тебе нравится.

Влажный глянец, чуть припухшая окантовка — меня заводит, когда он произносит «у», когда на «тэ» кончик языка отталкивается от зубов и мелькает в темной полоске меж приоткрытых губ.

Это отвлекает. Это позволяет сосредоточиться.

— Снимаешь проступившую смазку подушечкой пальца, оттягиваешь кожу и размазываешь её по головке. Твоя ладонь движется по члену вниз… — он шумно выдыхает — вверх… задевает головку, скользит к основанию. Я бы с удовольствием сделал это ртом. Я бы вобрал его целиком, чтобы почувствовать, как головка касается горла…

Я судорожно вдыхаю и цепляюсь за покрывало, как за ускользающую реальность. Он улыбается глазами, а мне остается лишь на мгновение отнять руку, давая себе передышку.

— Сжимаешь ладонь в кольцо вокруг уздечки и медленно ведешь вниз. Гладишь мошонку, играешь подушечками пальцев, затем снова смыкаешь их на члене. Ты хочешь закончить все быстрее. Ты не любишь терпеть. Я хочу, чтобы ты прикоснулся к моему члену. Я кончу от одного прикосновения. Теперь ты ускоряешь… движение. Сомкнутые пальцы скользят по стволу, по влажной коже, рваными толчками. Ты убыстряешься; закрываешь глаза, не в силах сдерживаться, но сжимаешь член у основания, чтобы не кончить. Я люблю твою выдержку. Я бы оттрахал твою выдержку так, что ты умолял бы закончить быстрее.

Я готов умолять уже сейчас.

Он не шевелится, не спуская взгляда с моего члена, но я вижу, что его собственное терпение на исходе. Тяжело дышит. Уверен, ему хватило бы одного прикосновения, чтобы кончить.

— Обхватываешь головку пальцами, приподнимаешь бедра, — он стискивает челюсти — и начинаешь… толкаться в руку. Я могу предсказать мгновение, когда ты кончишь. Твои движения всё больше… черт…

Он не выдерживает и собирается коснуться члена. Не думая, бросаюсь на него, накрывая своим телом. Целую в открытый рот и нахожу рукой член. Он вскрикивает и кусает мою губу, кончая. Моя головка утыкается ему в пах, и я, застонав, трусь, доводя себя до разрядки.

Он зарывается мне в плечо, я — ему в шею; мы долго стараемся унять дыхание и подскочившее сердцебиение. Спустя пару долгих минут переворачиваюсь на спину и сажусь на кровати. Он втягивает воздух, касается моей спины, выводя какой-то узор. Какое-то слово.

Не хочу знать. Пока я не знаю о его чувствах, на мне нет ответственности.

— Ляжем спать? — грустно спрашивает он.

— Мне нужно поработать, — говорю я, оборачиваясь.

Он кривит губы и в следующий момент морщится.

— Что такое?

— Нога. Гребаный мениск.

— Прости, — едва слышно шепчу я, наклоняясь, и целую его в колено.

***

Уже ночью, открыв дверь в спальню, я застаю неприятную картину. Клэнси сидит на кровати, спиной ко мне, нагнувшись к прикроватной тумбочке. Картина привычна и ясна как день. Я обхожу постель и выбиваю из рук туго свернутую банкноту. Следом за ней на пол летит книга с рассыпанным по ней порошком.

От неожиданности он вскрикивает.

— Я могу уйти, если не хочешь, чтобы тебе мешали. Но ты не будешь делать это при мне, — спокойно говорю я.

— Ты не понимаешь… — заводится он. Заводится, как любой наркоман, лишенный дозы.

— Не понимаю чего? Полезешь на пол снюхивать кокс с ковра? Давай, а я посмотрю — не разочаруй меня. Я всё понимаю, Клэнси. Но ты никогда не думаешь, что будет потом. Я хочу, чтобы это «потом» у тебя было.