Я спускаюсь со ступенек, выходя к нему под снег, и, хмуря нос, подставляю ладонь. Снежинки сбегают вниз талой водой, и на смену им другие так же тают на пальцах, холодя кожу. Он обнимает меня за шею.
— Знаешь, чего мне хочется больше всего?
— Потанцевать со мной? — угадываю я, и от его улыбки становится еще светлее.
— Хочу, чтобы снег очистил и нас тоже. Мне всего этого не хватает. Помнишь такую же ночь в Новый Год. Я с ума по тебе сходил. Вынашивал коварные планы по твоему завоеванию, — бормочет он сквозь улыбку. — Всё равно он будет мой, думал я, и ничей больше, и я один буду на него смотреть. Ты ведь исполняешь мои желания. — Его палец скользит по щеке, выводя влажный путь, и я чувствую, как вода, собравшись каплей, стекает по шее под воротник. — Теперь ты чист.
В этом открытом пространстве мы одни под целым небом.
— Чтобы очистить тебя, нам понадобится весь снег, — шучу я, подцепив снежинку с его ресниц — та тут же тает. — Я думать не знал, что ты решишь меня домогаться, обрадовался тому поцелую, как ребёнок. Всё было красиво. Я всё помню, Грег, но ради тебя я всё забуду.
Никогда ещё я не врал так безбожно, и он понимает, заставляя посмотреть в ему в глаза. Распахнутые, тёмные, как небо между летящих хлопьев, — посмотрев в них впервые, я уже не смог удержаться.
И уходит, боюсь, уже навсегда.
— Майкрофт, — зовёт он, когда я, съёжившись от холода, провожаю его, сбегающего с крыльца, взглядом.
— Что?
— Твой рассказ, — говорит он, застёгивая шлем под шеей, — я заметил в нём ошибку. Между тем, как я уехал, и тем, как ты встретил Стейси в больнице, прошло слишком много времени.
<…>
— Не бойся, я никому не скажу, что ты дал ей фору! — сквозь рёв мотоцикла выкрикивает он, и тёмная спина мелькает за стеной снега, пока не исчезает в конце улицы.
========== Memories Fade ==========
По тёмному коридору, не отражаясь в чёрном граните, я иду, смотря вперёд себя невидящим взглядом; и редкие постояльцы конторы, проходя мимо, не заглядывают в лицо, тут же исчезая в провалах кабинетов. Не останавливаясь, чтобы поболтать или отдать приветствие, не поднимая глаз, не пачкая полов, не узнавая — как крысы в туннелях подземки прячутся от яркого света. Я среди них не чужой, но никто не узнает Майкрофта, не вспомнит его лица — здесь не принято замечать друг друга, даже сталкиваясь в стерильных лифтах, и сканер при входе узнаёт не лицо, а пальцы. Поголовье скота, посчитанное по головам, где каждому достаётся номер и, если повезет, кличка.
Никто не смотрит в глаза, боясь того, что может увидеть.
В кабинете человека, которому подчинялся мой почивший шеф, персидские ковры, картины и хрусталь; я вижу его впервые и, когда открываю дверь, не сильно удивляюсь ни протезу, ни расползшемуся по молочной лысине ожогу, только заставляю себя отвести глаза. У него в здоровой руке — моя папка, с тем самым рапортом, что я спешно настрочил ночью, как школьник на перемене перед уроком. Он отрывается от чтения, предлагая присесть механическим жестом протеза, и ещё долго я жду в кресле, разглядывая портрет не королевы, как принято, а Наполеона за его спиной.
— Я сегодня в компании императоров, Окто, — скрипуче, по-старчески говорит он. — Должен сказать, вы оправдываете своё прозвище. Отличная работа, мистер Холмс. Хотите сигару?
Он опускает папку на стол и придвигает полную коробку сигар — видимо, те, кто были здесь до меня, принять предложение не решались. Я понимаю, что ошибся — из папки смотрит моя собственная фотография — личное дело, — и борюсь с желанием схватить её, чтобы бросить в разожжённый камин, но вместо этого принимаю предложение.
— Спасибо, сэр. А вы?
— Я свое откурил, — словно в подтверждение, он заходится в долгом сухом кашле. — Молодежь в наше время предпочитает травиться сигаретами, а, между прочим, это отличный сорт, сливовые из самой Гаваны.
— Если не возражаете, приберегу на потом.
— Конечно, конечно. Сигара, мистер Холмс, такое дело — не терпит спешки. А у нас с вами разговор будет коротким. Я прочёл ваш рапорт. Ваш прежний шеф был неосторожен и подвержен слабостям, — он поднимает другую папку, из которой вылетает снимок Стейси, кажется, с университетского пропуска, который мы оба сверлим глазами, — хотя, с какой-то точки зрения, его можно понять, но здесь такого не прощают, правда? А что, мистер Холмс, вы сами подвержены слабостям?
— Никак нет, сэр. Если речь не идет о сигарах, конечно, и только о лучших сортах.
Ему, судя по всему, нравится мой ответ, но я вылизал не одну задницу, прежде чем записаться к нему на приём.
— Мисс Торнтон-Уилтон. Вы ведь были знакомы? Достаточно близко, насколько мне известно. И как она вам? Я знал барона, её отца, он был отличным агентом. Как по-вашему, она умна?
Приходится приложить усилия, чтобы скрыть удивление от этой новости. Агентом?
— Насколько могу судить, её интеллект выше среднего, сэр.