Беглец (СИ)

Сигарета не собирается куриться. Зажигалка гаснет и гаснет, ожидая, пока я не сдеру кожу на пальце. Плюю и поджигаю от плиты. Затягиваюсь. Ничего не происходит. Людям нравится миф о том, что с каждой новой затяжкой проблемы теряют важность. Нравится так, что некоторые действительно ощущают желанные спокойствие и легкость. Но не я. В этом нет смысла.

Я не стану верить новым заблуждениям. Не стану внушать себе что-то еще — сверх меры. Было много разочарований. Достаточно на всю жизнь.

«Этого не существует», — думаю я, затягиваясь. — «Значит, в этом нет смысла».

Мой карточный домик лишился вершины.

Свято верю: сейчас он устойчивее, чем прежде.

========== Never Turn Your Back On Mother Earth ==========

Отношения с Олли похожи на русские горки. Медленно вверх и стремительно — вниз. Я всё жду, какой из подъемов окажется последним. Вероятно, он же станет самым затяжным. И падать мы будем немного дольше, хоть не поймём этого из-за высокой скорости и накативших ощущений. Раз за разом будет казаться, что эта горка — уж точно последняя. Но кабинка не остановится, а пойдет на новый круг. И мы с удовольствием покатаемся ещё — одновременно желая очутиться на земле и жалея о моменте, когда истечет отпущенное время (как жалеют о чем-то неординарном). Мы — противоречивые любители аттракционов. Противоречие в том, что мы их не любим. Мы не ищем ощущений и риска — они находят нас сами. Над этим можно задуматься… Но кабинка уже в движении… В общем-то, нам приходится любить и рельсы, и неудобное сиденье, и собственное ухающее вниз сердце. Потому что как-то ведь ты оказался в кабинке. Тебя не заставляли. Выбрал сам — а кто отказывается от своих решений? Точно не я. И не Олли — только не он.

И вот мы летим вниз: я и он. Сидим рядом — это важно. На аттракционах почти всегда кто-то рядом. Кто-то должен разделить радость. Бояться вместе с тобой. В крайнем случае — наблевать тебе на ботинки. Это обязательное условие отношений. То есть аттракционов. То есть…

Мы разные — те, кого впечатало в кресла. Даже в том, как очутились на этих горках. Я, например, их не люблю. Но как-то стыдно отказываться. Я же не трус. И не особенный. Всем-то в кайф, и только мне — нет. Не страшно, не захватывающе, никак. А ощущение ухающего сердца и вовсе неприятно. Это даже не адреналин — это реально больно. Я почему-то думал, что удовольствие накроет со временем. Ну, так подъемы мне действительно нравятся.

Взять моего Олли. Он вообще на горках впервые. Притащил меня в парк, а я до последнего не знал зачем. Он так хотел и просил составить ему компанию… Я начал было отговаривать и даже предупреждал, но этот его восторг перед новым и неизведанным… «Ну Майкрофт, ну разочек». Сейчас я уверен, что поступил мерзко. Мне стоило быть категоричней. Я старше, я умнее. А я думал: «Пять минут погоды не сделают. Мы потратим это время и пойдем есть сладкую вату. Он уймет любопытство и забудет о гребаных горках». Это пресловутое чувство момента. У меня всегда были проблемы со временем, да и предсказатель из меня хреновый; пять минут все длятся и длятся. Я просто забыл, что с горок не сойти, пока падение не закончится и кто-то безликий не нажмет на кнопку — там, на земле. Я просто болван. Ты феерический болван, Майкрофт.

Я знаю его упертость. Он никогда не признается, но ему не нравится. Просто он что? Во-первых — смелый. Во-вторых — наивный. В-третьих — со мной. Думаю, третий пункт слишком влияет на восприятие. Он скорее убедит себя в том, что происходящее приятно, чем отпустит мою руку. Это подкупает — когда кто-то держит за руку, зная, что через 3,2,1 ты наблюешь ему на ботинки.

Мы могли ограничиться сладкой ватой. Черт тебя дернул!

Мне бы перестать об этом думать, но я — такой я…

***

Если б можно было вернуть все назад — я бы вернул. Я не из тех, кто сожалеет, но это я — а Олли, боюсь, играет за другую команду и ведет другую игру на том же поле. Тренерские схемы летят к чертям. Академичность не в почёте. Никто не заботится о дриблинге и одном касании. Одним важно выиграть, другим — свести вничью. Так слабые играют с сильными и предсказуемо оказываются втоптанными в газон. В качестве приза сильные получают свободу действий и/или муки совести. Слабые копят опыт и переходят в другую команду. Или не копят и упиваются сожалением — одно из двух.

Мне важно выиграть. Я вбил это себе в голову. Я ухожу первым. Последнее слово остается за мной. Быть таким — элементарно, если честно. Не нужно рассчитывать силы, думать о чем-то. Все знают, что ты из первой команды. Это — молчаливое соглашение. «Я готов проиграть, но попробую свести в ничью». И ничьей никогда не случится. Всегда так.

Но муки совести…

Если б можно было вернуть назад — я вернул бы и избежал нашей встречи. Никогда не думал, что, играя за «сильную» команду, захочу оказаться втоптанным в газон. Но и в жизни, и в игре всегда есть место исключениям. Олли, с его упорством новичка, добавил к свободе действий те самые муки совести — а я собираюсь забрать его сожаления.