Беглец (СИ)

Я не сторонник заблуждений, не хочу жить в фантазиях и, наклоняясь к луже чего-то темного и липкого на полу, не хочу видеть свое искаженное отражение. Я всего лишь хочу быть тем, кто я есть, и чувствовать свою суть. Хочу добраться до ядра. Я хочу расчленить эту чертову секунду, ту, что происходит сейчас, в этом кожаном кресле, в этом чертовом кабинете за овальным столом. И подчинение мне не нужно. Есть какая-то прелесть в том, что человек отдается тебе добровольно, есть свое очарование в моменте, когда ты спрашиваешь разрешения и получаешь ответное «да», но все же власть — не то, что мне нужно. Я гребаный новатор, я самый заядлый консерватор в этой хреновой политической кутерьме, во всем мире, я всего лишь хочу добраться до начала, я хочу увидеть семя, давшее росток, я не хочу красить листья этого дерева и придумывать новые названия тому, что возникло миллионы лет назад. Кто я такой, чтобы менять порядок вещей, кто вы такие, чтобы надстраивать этажи этой Вавилонской башни и к кому сбежите, когда она рухнет? Власть обличит каждого из вас, мне она не далась и даром, обманчивая податливость заинтересует разве что мой член, но не голову — мой разум хочет другого, она жаждет симбиоза. Это ноль, переходящий в единицу, это ребенок в теле матери, я хочу отдавать и получать взамен, я хочу расти и видеть, как растет человек рядом со мной, я хочу поглотить, растворить, я хочу раствориться, я хочу раздеться, снять кожу, избавиться от панциря и отдать его другому. Я хочу сказать: «Позволь мне защищать тебя», я хочу сказать «Позволь мне пустить корни», хочу видеть, как кто-то непохожий на меня отбирает мой меч и бросает его в воду. Я, в конце концов, хочу знать, что вместе с рябью на этой глади в воде растворятся все мои сомнения. Эти мысли вонзаются в моё сознание, словно иглы, и я в очередной раз понимаю, что дальше, после разрыва с Олли, жизнь так и продолжит идти по кругу, огибая моё на редкость выносливое сердце.

— Вот что, Майкрофт. Возьми выходной. Отправляйся домой и перепроверь отчеты. Неизвестно, когда мы согласуем сроки, но может выйти так, что в Женеву придется лететь в тот же день.

Фальшивые отчеты, призванные пустить пыль. Безликие цифры, придуманная статистика, нужная лишь затем, чтобы нарисовать образ политически грамотных и лояльных короне шотландцев. Общественные настроения, не прошедшие нашей цензуры. Эта паутина плетется и плетется, а я выбираю не думать о том, насколько она прочна.

Рано или поздно иллюзия лопнет. Вопрос лишь в одном: рано или…

Киваю, убираю бумаги в портфель и встаю из-за стола, предпочитая не замечать ни озабоченных, ни завистливых взглядов собравшихся. Так или иначе, свой выходной я заслужил. Я заслужил все, что когда-либо происходило со мной.

***

Решаю не ехать домой, а посетить почти забытую альма-матер. Покончив с делами в университете, сажусь в машину и отправляюсь в противоположную дому сторону. Не знаю, под действием какого магнита меня тянет туда, где ржавой якорной цепью на бетонной плите обозначилась еще одна точка отсчета.

Бросаю автомобиль и, сунув руки в карманы пальто, отправляюсь пешком вдоль раскинувшихся по берегу Темзы доков. Они даже отдаленно не напоминают те рабочие пристани, что простирались здесь в начале века. Цивилизация стирает отпечатки времени — как кисть портретиста, предпочитая лесть правде, забывает о морщинах некогда красивой, но уже пожилой дамы. Фешенебельные дома, катера, частные малогабаритные суда… Мне отчего-то смешно. Дело не в Лондоне и том, как он изменился, — дело в самом течении истории. Мы постоянно стремимся замолить грехи наших предшественников, но при этом грешим так, что на плечи каждого нового поколения сваливается всё больше работы. Вот в чём причина моего веселья, вот почему я иду, нацепив на лицо самую идиотскую из всего арсенала вымученных улыбок.

Нахожу то самое место, куда в нашу последнюю встречу привел меня Фрэнсис. Нахожу даже цепь, только вот остальной мусор успели убрать. Жаль. Мне так понравился этот кусочек затхлости, я думал, созерцание этого унылого пейзажа станет отличным довершением сегодняшнего дня.

В точности помню, где сидел в прошлый раз. Плевать, что парапет грязный, плевать на пальто, я опускаюсь на бетон и кладу ладонь на место подле себя. Не знаю зачем. На этот раз, в очередной раз, это место пустует, и я силюсь понять, так ли расстроен обнаруженным фактом. Я думаю: это и есть должная степень разочарования после разрыва? Эту пустоту внутри можно назвать печалью, хандрой, депрессией, но разочарованием? Я очень опечален, но предмет всех моих мыслей — Олли, я опечален конкретным человеком, а не осознанием того, что снова остался один. Странно, но моя боль вызвана вовсе не одиночеством. Странно то, что никогда в жизни меня не пугала перспектива остаться одному, я никогда не боялся быть покинутым, никогда не думал об этом, как о проблеме. Люди боятся одиночества: об этом кричат со страниц книг, с телеэкранов, из динамиков в торговых центрах. А я? Почему я не знаю этого страха?