Надежда умрёт, я останусь один, но меня не пугают ни итог, ни само угасание. Я бы с радостью форсировал события. Я бы начал и закончил концом. Все мы начали в точке «Зеро», и, сделав круг, я вернусь туда, откуда я взялся. На этой аксиоме построен мир.
Зажмуриваюсь от нахлынувшего чувства. Внезапно ощущаю такую беспомощность, такую обреченность, которой не чувствовал уже давно. Возможно, вот оно — одиночество. Я знаю это чувство, оно скоротечно и стремительно. Оно обрушивается внезапно, на какие-то пару секунд. Пара секунд свободного падения в пасть Вселенной.
Моя пара секунд истекает, и я разочарованно открываю глаза. Мне хотелось продлить это чувство, но оно пришло извне, я ему не хозяин. Жаль. Я хотел бы дойти до точки. Сожрать самого себя. Я мучаюсь невозможностью достигнуть дна. Каждый раз, падая вниз по капле, я ожидаю конца, но кто-то переворачивает часы. Я всё ищу свой предел. Без толку.
Без толку.
Теряюсь в догадках о том, что происходит. Прямо сейчас, в эти секунды, чувствую, как рвется одна и завязывается в узел другая нить судьбы. Похоже, я действительно схожу с ума. О, убежден, дело не в инакомыслии и своей философии. Я мог бы сколько угодно не замечать рвущегося наружу безумия, но боюсь проморгать момент и насладиться им не в полной мере. Иначе зачем всё?
Наступит время, и придется расстаться с заблуждениями. Пока я упиваюсь своими лжестраданиями, Земля притягивает сильнее. Но в какой-то момент и этому придет конец. Мне придется вернуться в сон. Я говорю, что жив, мёртв или пуст, но это тоже чувства. В предстоящей мне обыденности нет ничего острого, тупого, пронзительного или яркого. В ней нет ощущения «Я».
Дни, проведённые с Олли, остались в прошлом, но принесенные им метания и слабость никуда не делись. Из нанесенной бреши сочится вода. Я слишком ослаб, чтобы оценить ущерб и принять меры. Боюсь, что принимать меры слишком поздно, ведь я тянул до последнего. Теперь остается лишь сомнительная радость: я обошелся малой кровью. Я вспоминаю расставание с Фрэнсисом. Я был злее, но я был сильнее себя теперешнего. Да, тогда забвение наступило быстрее. Но тогда я не болел, я просто отрезал половину себя. Половину от того, что люди называют душой. Я избавился от мучившей меня гангрены, потому что знал: с каждым днем та распространялась всё дальше. Олли же был занозой, медленно стремящейся к сердцу. Боже, я так прямолинеен и жесток, что тошно от самого себя… И все-таки я прав.
Небеса подождут. Ад не замерзнет, но успеет соскучиться. Всё, чего я хочу — спокойствия. И пусть оно случится не светлым вдохновляющим чувством. Мне плевать. Пусть не будет ничего. Ни радости, ни страданий. Ничего острого, тупого, пронзительно-яркого. Ни желаний, ни стремлений, ни печалей. Одно лишь время, мерный отсчет часов. Ну же, Майкрофт, у тебя получится. Избавься от всего. Избавься даже от веры в то, что ты сможешь. Запусти маятник, и всё пойдёт своим чередом. Одно усилие, одно решение, один вдох, чтобы сдуть пыль с застывшего груза.
Тик-так.
Шарю в карманах в поисках зажигалки. Чёрт. Забыл. Не хочу возвращаться, лучше дождусь прохожего: может, повезёт и он тоже окажется курильщиком. В этом городе курят даже памятники, что говорить о людях.
Бездумно кручу так и не зажженную сигарету.
Я снова выкуриваю по пачке в день. Не то чтобы меня это беспокоило. Чёртов Олли, с ним я забывал о сигаретах. Я вообще о многом забывал.
Чёрт. Злюсь и отшвыриваю сигарету; впрочем, тут же достаю другую.
Похоже, я забывал о многих важных вещах. Теперь я явственно чувствую: чего-то не хватает. Деталей. Моё мышление рассыпается на фрагменты. Он спутал мои мысли. Ненавижу! Я хочу собрать себя заново, но в этой пыли не найти собственных ног, что говорить об ориентирах! Не знаю, куда идти, куда смотреть, а вокруг ни звука, ушли даже шорохи. Вот что ты сделал. Это песочные часы. Это гребаная сыпучая бесконечность. Это новый оборот, это встряхнутый шар предсказаний, это Майкрофт-погремушка, это упавшая на пол солонка. Это боль от невозможности стать целым. Это…