— Грег, — судя по тону голоса, жить мне осталось не больше суток.
— Что? — отзывается он уже из ванной.
— Хреновый из тебя врач.
— Я вернусь со шприцем, и ты пожалеешь.
Собираюсь засмеяться, но понимаю, что это не самая лучшая идея. И вообще: я не хочу укол, я хочу чай. С трудом поднимаюсь на ноги, но стою крепко и тянусь — чёрт… — к шкафчику с кружками.
— Господи, зачем ты встал?
Через мгновение я сижу за столом, привалившись к спинке стула.
Ещё через мгновения сжимаю в ладонях новую кружку с бэтменом.
Как же хочется смеяться, когда нельзя. Он пытается нащупать место для укола.
— Ты ведь никогда этого не делал? — интересуюсь, чтобы знать, к чему готовиться.
— Заткнись, — бурчит он. — Не делал, но видел сотню раз. — Всё.
— Может, теперь сядешь за стол? — Грег напоминает про повязку. — Подождёт.
Он выпрямляется и смотрит, сомневаясь, словно взвешивая за и против или просто осознавая нелепость момента. И всё же садится за стол.
— Итак, — говорю я, сделав глоток. — Ты не уходишь.
Бергамот? Я не чувствую запаха.
— Итак, я не ухожу, — соглашается он.
Молчу, обдумывая свои наблюдения, свыкаясь с собственным трёхдневным отсутствием. Чай стынет, и я, отстав от мыслей, перевожу взгляд на дурацкую кружку.
— Передай, что он рискует остаться без яиц.
Грег хмурится, недоумевая, причём тут кружка. Приходится объяснять. Конечно, лучше молчать, ожидая, пока не подействует новокаин, вот только его жалость — самое последнее средство от боли.
— Ты не увлекаешься комиксами. Она новая, а ты не стал бы тратиться на пятьдесят первую кружку, так что это подарок. Не от друзей, с которыми ты почти не общаешься, не от матери, кто слишком практична для такой ерунды, и не от Стейс, которая предпочтёт купить авторские права. Скорее всего, от кого-то с учёбы. До твоего дня рождения два месяца, мультики явно не твоё, но тот, кто её подарил, смел, даже опрометчив и импульсивен, и не побоялся, что будет высмеян. Скорее всего, он знает тебя достаточно, чтобы не опасаться отказа. Даже больше — восхищается тобой. Сентиментальный подарок, нескромный подкат.
Грег закусывает губу.
— С чего ты взял, что она не от девушки?
— От девушки? — вскидываю бровь. — У девушек своя икона в трико, и это не Бэтмен. Трудно представить более очевидный намёк… Если только… <…> Грег!
Он ржёт, чуть не пролив собственный чай.
— Боже, Майкрофт!.. Ты… невообразимый… — голос тонет в гоготе. — Я купил её тебе как раз перед тем, как ты удрал из больницы…
— …идиот, — продолжаю за него и захожусь смехом, но затыкаюсь от острой боли в груди.
— Подожди, я найду бинты, — подскакивает он.
***
— Как ты умудряешься? — спрашивает Грег, наматывая хрен знает какой оборот бинта. — Дышать-то можешь?
— Как будто есть выбор, — усмехаюсь я. — Как умудряюсь влипать в неприятности?
— Как умудряешься сидеть с таким каменным лицом. Должно быть чертовски больно. Можешь расслабиться и стонать: я в курсе, что ты человек.
— Я начну стонать, ты начнёшь паниковать и притащишь сюда всё отделение скорой. Понимаешь?
— Да, — говорит он тут же. — Сделаю вид, что дело в этом, чтобы ты сделал вид, что поверил. Ладно, бэтмен, кажется, я закончил.
Я осматриваю результат. Неплохо. Нет, определённо хорошо.
— Я буду жить. Спасибо, доктор. — Он спрашивает, что теперь, косится на брошенную сумку, и я буквально слышу незаданный вопрос. — Её содержимое не тайна, можешь открыть.
Грег сомневается. Мои пальцы, едва касаясь, гладят его волосы. Я хочу успокоить, правда, не ясно — его или себя. Всё нормально, всё нормально.
— Не думаю, что это хорошая идея. Пусть всё остаётся по-прежнему. Мы с тобой отдельно, дерьмо — отдельно.
Он не может быть таким спокойным. А ещё — таким мудрым; люстра отражается в окне, и почему-то меня это бесит. Свет — раздражает.
Мгновение назад, ещё до сказанных слов, он выглядел виноватым. Поспешил с ответом, словно думал об этом раньше. В шуме проезжающей машины есть что-то тоскливое, отчего ноют виски и от чего нужно бежать. Отвлечься, пока не стало хуже.
— Если б не повязка, я бы поцеловал тебя.
Ещё не поздно забыть.
— Если б не твоя дурная голова. — Он тянется и накрывает мои губы.
Я никогда не закрываю глаза. Идиотская привычка — такая есть у каждого. Кто-то не берёт за руку, кто-то не говорит «люблю». Кто-то не делает совместных фото, не позволяет платить, не знакомит с друзьями, не целует в губы. Кто-то, как Стейси, не заводит бойфрендов. Маленькие барьеры, картонные стены, призванные спасти от разочарования. Жалкие принципы, чтобы не подпустить ближе, не дать забраться под кожу; условия гордости, черта между зависимостью и не-. Мы так отчаянно боимся показаться слабыми. Оказаться слабее. Бумажные щит и меч, склеенная наспех корона, конь из папье-маше. Мы так и не выросли.
Один порыв ветра — и мы, лицом в пыли. Рано или поздно. Сейчас или после.
Один поцелуй.