Беглец (СИ)

— Вчера, перед тем как напиться до потери пульса.

— Черт… — Сокрушенно сжимаю голову. — Спасибо, что напомнила, теперь я и сам ощущаю.

— Поосторожнее, Майки. Ты упоминаешь то Бога, то чёрта — один из них точно станет ревновать.

— О, уверен, они понимают. Зачем ты залезла под кровать, великовозрастная идиотка?

— Почему нет. — Она пожимает плечами. — Мне всё труднее тебя удивлять.

— Да уж, вижу.

Она выходит из комнаты и, вернувшись, бросает на кровать бутылку воды. Усаживается на письменный стол, наблюдая, как я тру глаза, пытаясь согнать сон.

Немного прихожу в себя; моргаю, стараюсь сфокусировать взгляд. Зевая, поворачиваюсь к Стейси…

…Комната погрузилась в полумрак. Из-за закрытой двери доносятся громкие глухие басы музыки и голоса. Желтый свет зажжённых повсюду свечей бросает тени на лицо подруги. Она гасит одну подушечками пальцев.

Итак, это не реальность. По крайней мере, не трезвое её воплощение. Браво, Майкрофт, хоть что-то. Признание проблемы — первый шаг к выздоровлению. Я перестал различать свои состояния.

У нас проблема.

— Что происходит? — спрашиваю, пытаясь перекричать музыку.

— Вечеринка, забыл?

Она сидит на том же месте, закинув ногу на ногу, и смотрит своим обычным скучающим взглядом.

— Так нормально? — Музыка и голоса уже не бьют по ушам.

— А по какому поводу вечеринка? — Я говорю тише, и разница режет слух.

Это та же комната несколько часов назад.

— Нет никакого повода. Ты хотел напиться, помнишь?

— Почему?

— Мы пьём, когда хотим забыть. Ты забыл.

— Я пьян?

— Ты охренительно пьян, Майки.

Я действительно пьян: меня ведет в сторону, хотя я сижу. Встряхиваю головой, надеясь согнать туман и хотя бы навести резкость. Приходится надавить на веки. Темные пятна перед глазами рассеиваются, и я вижу.

— О. Это… — Тру переносицу и пытаюсь сморгнуть видение. — У нас маскарад? Вечеринка с переодеванием? Вечеринка с раздеванием?

Я спокоен, спокоен, спокоен.

Отбрасываю вторую догадку: это не воспоминание.

Раздается скрежет бас-гитары, и музыку сменяет тишина.

Та-дам.

— Это жутко, ты знаешь? — спрашиваю я. — Идиотский розыгрыш, пусть я и пьян.

Почему я это говорю? Розыгрыши устраивают на самом деле. Что в этой комнате на самом деле? Даже это одеяло и бутылку воды для начала стоит доказать.

Картинка перед глазами раздваивается, дробится, идет калейдоскопом, вместе с тем как реальность делает кувырок и полный круг по орбите головы.

Обхватываю затылок. Невозможно.

— Это не розыгрыш, и ты не пьян, — наконец отвечает Стейс.

Внезапно всё вокруг становится четче, и голова проясняется. Я могу вычеркнуть третий пункт. Я не пьян.

Она проводит по спадающим волной волосам и отбрасывает назад, открывая взгляду темную дыру на месте левой груди.

Забываю вдохнуть.

— Что это? — Глупый вопрос. Глупый я.

— Большая, правда? — Она смотрит вниз и любовно поглаживает края раны. Затем снова поднимает голову и впивается взглядом. — У тебя куча вопросов, так?

— Откуда? — Сглатываю, с трудом.

— Она всегда была здесь.

— Нет.

Стейси склоняет голову и смотрит, как на глупого ребенка.

— Была. Прямо. Здесь.

— Так это сон? — Я тут же щипаю себя. Она смеется. Я не просыпаюсь, ничего не меняется. — Это мое воображение?

— О, Майк. Это всегда твое воображение. Всё вокруг, всё, что видишь, слышишь, чувствуешь. А тем более это.

Её ладонь скользит по груди вниз и останавливается на животе. Внезапно под пальцами расходится темное блестящее пятно: оно стекает вниз, ширится, покрывая кожу дюйм за дюймом, затягивая бедра и ноги в склизкую чешую. Ступни становятся плоскими, кожа на них — прозрачной; они срастаются, образуя испещрённый венами плавник. На руках и теле проступает зеленая сетка капилляров. В нос ударяет тухлый морской запах. Мои ладони давно сжаты в кулаки; к горлу подкатывает тошнота. В жизни не видел более мерзкой картины.

Я улыбаюсь — что ещё мне делать? Удивительно точная метаморфоза.

— Нравится? — Она взмахивает хвостом; тот со шлепком ударяется о ножку стола.

— Кто ты?

— Ты знаешь.

Внезапно её лицо блекнет; стираются черты, зрачки исчезают под закрытыми веками, те сливаются с бледной кожей. Ни ресниц, ни бровей, ни щек. Мертвенный овал лица и яркие сжатые губы.

У существа передо мной нет глаз, но я ощущаю пристальный взгляд.

— Кто ты такая?

— Стейси.

— Нет.

— Не нравится имя? Может, Ребекка?

— Мимо.

— Скарлетт? Нэтали? Сиенна?

— Брось эту игру. У тебя есть имя. Назови его.

— А… Антея.

Я застываю. Я слышал его, раньше, когда? Идиотизм: конечно в моей голове нет ничего нового.

— Девушка-загадка*? Еще одна уловка.

— Ты просил имя, но не спрашивал, что под ним. Уверена, ты знаешь ответ.

— Ты — это я.

— Бинго, — с неестественных, уродливых губ слетает одно единственное слово. Мозг посылает волну дрожи; меня бросает в холод, но лицо остается непроницаемым.

— Что ты охраняешь?

— Я не вижу, — говорит она.

Отвожу взгляд от лица. То, что было столом, оказывается огромным сундуком, обмотанным внушительной ржавой цепью. Она сидит сверху, постукивая хвостом по крышке, и каждый глухой удар отдаляет меня от разгадки.

— Ты не видишь, но знаешь и можешь сказать.

— Не так просто.

— Что в нём?

— Секрет.