— Привидения! — жизнерадостно отозвался Адыев.
— Замолчи, дурак, не пугай! — взвизгнул кто-то из девочек.
Но Адыев не замолчал.
— Внима-ание, внима-ание! — завыл он загробным голосом. — Закройте все окна и двери, сейчас по улицам поедет гроб на семи колесиках!..
— Сан Сенич, а чего Адыев пугает! — закричали девочки.
— Сан Сенич, а жалко, что чудес нету, да? — вздохнул Вова Васильев. — Ну не привидений, а вообще…
— Ну слышите, слышите? — зашептал Кукарека, схватив Саню за руку.
В лесу треснула ветка, и все затихли, вслушиваясь. Снова тихо треснуло, будто кто-то шагнул неосторожно и замер, испугавшись. И тогда опять наступила тишина, живая, лесная, с шорохом огня, лопотанием сосновых лап под ветром и далеким, из-за горизонта, криком электрички…
— Тут и тыщу лет назад, наверно, так же было… — зачарованно сказал кто-то. — Тихо, темно, и звезды светят… Только нас не было.
— Сан Сенич, неужели мы умрем когда-нибудь?.. — это Васильев спросил. — Ну почему чуда нету?!
— А может, есть… — отозвался Саня и вздохнул, вспомнив одну старую историю.
— Сан Сенич, вы про что? — сразу насторожились у костра. — Расскажите!
Саня прикрыл глаза, вспоминая… Ему было девять лет. Он мечтал о чуде.
Ничто, кроме чуда, не могло помочь ему. И он знал: оно есть, есть! Только прячется, потому что в него уже никто не верит. Обиделось и прячется от людей. А к тому, кто верит и ждет, оно придет и поможет.
Саня верил и ждал. По вечерам, лежа в постели, уговаривал: «Ну случись, пожалуйста! Мне очень, очень надо, понимаешь?»
Саня хотел летать… то есть просто до тоски, до горячих слез хотелось разбежаться, оттолкнуться от земли и взмыть в вышину, раскинув руки… Это из снов было. Но и потом, наяву, оно помнилось, не забывалось — счастливое, с ветром, чувство…
Однажды утром, когда дома никого не было, он через чердачный люк вылез на крышу, он знал, что сделает: прыгнет…
Они тогда в старом доме жили, в деревянном, трехэтажном. Саня стоял на крыше, а внутри него колотилось и бухало сердце. Не от страха — он знал, что полетит. Уж тут-то придется случиться упрямому спрятавшемуся чуду. Разве может оно допустить, чтоб человек, который в него верит и давно ждет, разбился?! Он полетит, полетит… Над двором, над старым тополем! Над тополем — обязательно. Саня из окна на него глядел, когда уроки делал, а на ветках суетились птицы, будто дразнили. Прыгают, прыгают, а потом вспорхнут и полетят… Потом надо подняться выше, чтоб всю улицу с высоты увидеть. Он любил свою улицу, зеленую, тополиную, только разбежаться надо обязательно против ветра — он за птицами подглядел…
— Ну? — напряженно спросил Адыев, потому что Саня замолчал.
— Всё… — развел руками Саня. — Отец шел из школы и увидел меня. Чердак после этого заколотили наглухо, а пожарной лестницы у нас не было.
— А потом? С другого дома?!
Саня усмехнулся:
— Пока собирался — вырос…
— Быстрей надо было собираться, — разочарованно буркнул Васильев.
— Вот сам бы взял да прыгнул! — накинулись на него девочки. — А Сан Сенича нечего подучивать! Ой, Сан Сенич, хорошо, что Сень Саныч вовремя пришел, а то бы вы убились!
— А может, и полетел бы… — задумчиво сказал Лешка.
Юля же осторожно, так, чтобы никто не увидел, показала Сане кулак, что означало: я тебе полетаю!
И вдруг совсем рядом снова треснула ветка…
— Точно, кто-то там есть… — прошептал Адыев. — Вов!
— Пошли, — кивнул Васильев, стряхивая с плеча Рыжего.
— Ой, мальчики, не ходите!
— Тихо, спугнете! — зашипел Васильев.
Кукарека тоже поднялся, а вслед за ним и остальные мальчишки. Но только они шагнули от костра, в лесу, во тьме, кто-то побежал, шурша листьями.
— Стой! — завопил Васильев. — Держи! — И все понеслись следом.
Саня вскочил, настороженно слушая, как ученики яростно гонятся за кем-то по темному лесу. Догнали, произошла свалка, и того, кто убегал, потащили к палаткам. Пойманный упирался изо всех сил, старался вырваться.
— Еще и кусается, гад! — возмутился Васильев, и к костру был выволочен растерзанный, взъерошенный второгодник Вахрушев. Он угрюмо сверкал желтыми глазами.
— Сан Сенич, ясно теперь, кто тогда за нами следил под дождем! — торжествующе крикнул Васильев.
— Отпустите его, — вмешалась Юля, — медведя, что ли, поймали?
— Митька, ты чего прячешься? — засмеялся Саня. — Медведь-шатун, садись чай пить… Дома-то потеряют…
— Не потеряют… — едва слышно ответил Вахрушев.
— А чего это ты, Хрюкало, за нами таскаешься? — недовольно спросил Васильев. — Следишь?
— Нужны вы мне!
— Ну и иди отсюда!
— Конечно! — рассердились девочки. — Приперся да еще грубит!
— А пошли вы! — сказал Вахрушев, развернулся и снова ушел в лес.
— Митька! — позвал Саня. — Не уходи!
Но Вахрушев уже ушел, только шелестели чуть слышно его шаги во тьме.
— Катись-катись, Наф-Наф! — сердито кричал в лес Адыев.
— А ну-ка, замолчи! — сказал Саня резко, и все удивленно уставились на него: никогда он так не разговаривал. — Вот, значит, как?! — оглядывая мальчиков и девочек, спросил Саня, и голос у него был чужой, незнакомый. — Вот вы какие! Хорошие, вам никого не надо, да?