– Это – скоро – твоя жизнь… – шептал мне, засыпающему, балансирующему между «вчера» и «завтра» верный хранитель Джинни. – Найди её. Возьми её. Разреши ей быть. Не ошибись.
– В чём? – безразлично промолчал я.
– За окнами твоей нынешней реальности нет, и не будет Эмпайр-стейта…
* * *
С утра пораньше в понедельник в больницу прилетела депеша горисполкома: в порядке шефской помощи в кратчайший срок обеспечить, бля, сенокос в подшефном совхозе «сеноко́сцами»! Только не пауками, а человеками. Сенокосцев в штатном расписании медучреждения отродясь не было. Смекалистый главврач вызвал смекалистого Лося и твёрдо сказал: написано «обеспечить» – значит, будем обеспечивать! Лось подошёл к делу творчески: кинул клич «кто?!». Конечно же, в нас он не ошибся. Перспектива провести три дня в деревне, на заливном лугу, первый раз в жизни с настоящей косой в руках казалась экзотичной. Тем более, Лось, хитро усмехнувшись, выдал непонятную – в момент произнесения – фразу:
– Ну и вообще, мы все три дня – на самообеспечении.
Фраза ментально расшифровалась в среду утром, перед самым отъездом. Когда мы уже сидели на «масонских» лавочках перед корпусом главврача, свалив потёртые рюкзаки в кучу, а отправленный за нами из села потрёпанный «зилок», завывая чадливым мотором, уже въезжал на больничную территорию, Лось махнул нам с Лёшкой:
– Пойдём, поможете!
Мы зашли на хозсклад. Лось снял навесной замок с неприметной двери, и мы принялись перетаскивать в кузов грузовика всякие нужные вещи. Среди них были мешок с картошкой, мешок с перловой крупой, полмешка хлеба, три картонных коробки с тушёнкой, несколько котелков и кастрюль, алюминиевые миски, ложки, вилки, и ещё всякая мелочёвка.
Самую важную ношу Лось не доверил никому. В последнюю очередь он лично вынес со склада шестилитровую бутыль с чистейшим прозрачным содержимым – столь чистым и столь прозрачным, что залитая под горлышко ёмкость на солнце прикидывалась пустой.
– Ого, серьёзно ты выступил… – протянул я. – Зачем нам так много? – Я натужно считал в уме: Лось – раз, Драбкин – два, Юрка – три, Лёшка – четыре, я – пять, Азат – шесть, Мамед… Мамед – хуй с ним, он не пьёт. Шесть рыл, шесть кило спирта, это по кило на брата, пять бутылок водки на нос на три дня. Кони двинуть, что ли?
– Ты о чём? – хохотнул Лось.
– Про спирт.
– Ты не понимаешь. Это валюта. Местные маму за неё продадут!
– А если останется?
– Ну, тогда обратно привезём! – Лось хитро скривился, словно я спросил его об инопланетянах.
– А еда зачем? Мы же в деревню собрались? – Лось уставился на меня как на «УО»29
.– Ну да. В деревню. Так там жрать вообще нехуй!
Я не нашёлся что ответить. Раньше деревню мне доводилось видеть только в телевизоре.
Улыбаясь непонятно чему и сразу всему, я развалился на дощатом полу в кузове трёхосного грузовика системы «ЗИЛ-вездеход», подложив под голову руки и рюкзак. Пока особо не трясло – мы всё ещё ехали по шоссе. Лось, как самый значительный, и Юрка, как самый ажурный, оккупировали места в кабине. А нам – мне, Лёшке, Азату, Мамеду, и похожему на Пьера Ришара стоматологу Драбкину достался ничем, кроме низеньких кузовных бортиков, не ограниченный простор. Солнце, кочегарившее по макушкам из зенита, интенсивно изничтожало йодопсин в наших колбочках30
, ветер же не охлаждал горячих голов, а лишь умудрялся трепать вызывающе короткие стрижки. Мы выдвигались в неведомую сказочную страну сенокоса.– Ветер в харю, я хуярю! – и у Джинна тоже наблюдалось отличное настроение.
– Са-а-ань! – проорал я Драбкину, борясь со свистом ветра в ушах, – ладно мы, мелюзга, а тебя-то чего забрили?
– Меня не забривали! – заорал в ответ Саша Драбкин. – Я сам согласился!
– Заче-е-ем?
– Уста-а-ал! Перекантуюсь с вами пару-тройку дней на природе! Витька – друг, мне с ним никогда не скучно. Будешь?! – он протянул флягу.
– Что это?
– Коньячный спирт! Вторая перегонка, семьдесят «оборотов»!
– Чё, неразбавленный?
– Его разбавлять – всё равно что в чай ссать! Там дубильные вещества. Рот полоскать раз в день – никакой парадонтит тебя в жизнь не догонит!
Я немного влил из фляги под язык, погонял жидкость языком от щеки к щеке. Обожгло так, что тут же выплюнул.
– Первый раз пробуешь?! – Я кивнул Драбкину, часто, по-собачьи дыша открытым ртом. – На, запей! – Сашка пододвинул ко мне канистру с водой.
Тем временем «зилок» съехал с шоссе и, козля задними мостами, понёсся по пылящему сухому просёлку. Драбкин привстал на колени, замолотил кулаком по кабине. Машина приняла вправо и остановилась.
– Чего там? – высунулся из кабины Лось.
– Поссать бы, – спокойно предложил Драбкин.
– Понял, не дурак. Привал! Девочки налево, мальчики – на-пра-а-а…во!
Я неуклюже поднялся на ноги, пошатнулся от весёлого спирта, потирая слегка оббитую о пол кузова жопу. До кустов далеко, да и прятаться не от кого, – разве что от каких-то мелких птичек, кучей обсыпавших телеграфные провода. Облегчившийся Лёшка вдруг замер, глядя на птичью стаю.
– Ни хуя себе, сказал я себе…
– Чего, Лёх? – пробасил Лось.
– Ты смотри, как сидят!
– Как-как? Кучно сидят…