Белладонна

– А теперь – поговорим. Говорить буду я, ты будешь слушать. Сейчас восемьдесят второй. Тебе двадцать, мне двадцать один. Через сорок лет, в две тысячи двадцать втором, нам будет… – ну, сам подсчитаешь, ума хватит. Согласен? – Я кивнул. Меня забрало, как кролика перед удавом. – Для чего человеку дана голова? Чтобы ду-у-у-мать… – она легонько постучала пальцем по моему пошедшему испариной лбу. – Дорогой товарищ Леонид Ильич доживает последние деньки. Его свезут на лафете к кремлёвской стене, в стране начнётся чехарда. И уже через лет десять – все, и мы с тобой не исключение, будут жить в другой стране.

– Чего ты пизди́шь? – хрипло выдавил я пересохшей глоткой.

– Не пиздю́, или, как там правильнее, – ах, да, не пизжу́. Просто располагаю информацией. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Знаешь, кто сказал?

Я отрицательно покачал головой.

– Натан Ротшильд. Так вот. Изменится всё. Общественный строй. Экономические отношения. Политика. Вообще всё.

– Допустим.

– Допустим – штаны спустим!.. – Нет, определённо, такой я её ещё никогда не видел… – …так вот, Миша… – Уже не Дёмин, уже лучше… – … каждому придётся решать за себя, куда он. В патриции или в плебеи. И не просто решать, а действовать…

Мои глаза были возле её ажурной талии. Маленькая аккуратная грудь, однажды узнавшая тепло моих ладоней, вздымалась под тонким шёлком красной блузки. В голове застучало. Нестерпимо захотелось её – грубо, прямо здесь, прямо сейчас. Так сильно захотелось, что я засунул руку в карман брюк и, что было силы, ущипнул себя за ногу. Я понимал: физически я могу сделать это в следующий момент. Откуда-то был уверен: она не станет сопротивляться. Но ещё глубже во мне сидело неизвестно откуда возникшее знание: стоп! Стоп, иначе ты всё испортишь. Это – стрелка, здесь – направо или налево. Третьего не дано. И я остался недвижим.

– … не просто решать, а действовать. Пора выбирать попутчиков – навсегда. Я выбрала тебя. В мужья. Отцом детям. Главой семьи. Ты – голова, я – шея. – Я вскочил, как тогда, в комнате. – Сядь… – Я сел. – Хей, Джонни, ты сел! – тявкнул Джинн.

– Вместе, Миша, я и ты, мы порвём этот мир. Мы дадим ему такого пинка, что сначала он полетит кубарем, а потом будет молиться на нас! У тебя и у меня, у нас будет всё. И даже больше.

– Но я…

– Ах, ты об этом? О твоих бабах?

Я промолчал.

– «Войну и мир» читал?

– Нет. Длинно и занудно.

– Согласна. Кто написал, знаешь?

– Ты меня совсем за идиота…

– Это я так, издеваюсь немного. Прости, пожалуйста. Как жену его звали, помнишь?

– Софья Андреевна.

– Молодец. Так вот, думаешь, Софья Андреевна не была в курсе, как глыба и матёрый человечище с девками в бане кувыркается? Совсем была овца?!

Я молчал.

– Семья, Миш, это не вздохи под луной. Не скрип лежанки и не страсти-мордасти. Семья – это машина. Заезд на дальнюю дистанцию. Танк! Это один за всех и все за одного. Это клан. Это статус. Это деньги. Это дети и внуки. Вот что такое семья.

– Согласен, Маш. Но я не Лев Толстой.

– Так и я – не Софья Андреевна. И вот что я знаю: ты не будешь куролесить по баням с девками.

– Почему ты так решила?

– Потому что знаю. Вижу. Не слепая. Потому что тебе будет некогда и незачем. Ты определённо умнее писучего графа. Тот думал не головой, а головкой. А твоя дурь скоро пройдёт. Я подожду. Дождусь тебя.

* * *

Шумной весёлой гурьбой возвращались мы в общагу. Никогайос бережно вёл под руку Таню. Артур, Маша и я неторопливо шли рядом. Автомобили Коляна и Артура с черепашьей скоростью следовали за нами в отдалении.

– Артур, – попросил я, – давай поедем, а? Натрёшь ведь.

– Ничего, пройдемся. Хорошо сегодня, спокойно. Ты не представил спутницу. Я – Артур.

– А я – Маша, – сказала Маша, беря меня за руку. – Сегодня, и правда, спокойно и хорошо.

– Это вы про день рождения?

– Не только. У меня тоже особый день.

– Какой?

Маша посмотрела сначала на Артура, потом на меня.

– Я сегодня примерила на себя его фамилию.

– Вот как! – рассмеялся Артур. – Понравилось?

– Я осталась довольна.

– А он?

– Не возражал! – ответила за меня Маша.

Расходиться не хотелось. Кагалом набились в пятьдесят вторую. Танцевать было уже негде, стол с магнитофоном вытащили в коридор. Коляну принесли из багажника волшебный коньяк. Лёшка с Артуром, как и в первый раз, опять сидели обнявшись. Только теперь рядом была внимательно слушавшая их беседу Василиса. Гремела музыка. Народ пошёл танцевать.

С лестничной площадки в коридор на четвереньках вполз Толяныч. Лицо разбито, из носа – две тонкие струйки крови. Бедняга полз, оставляя по полу дорожку из багровых густых застывающих капель. Я оказался первым, кто это увидел:

– Тань, Вер, уложите, затампонируйте, чем есть! Лен, Маш, бегом вниз, скорую вызывайте!

Артур подскочил к лежащему на полу Толюне.

– Кто?!

Тот махнул рукой – куда-то туда, вниз, на улицу. Мы сорвались и побежали. Лёха, подхватив Артура на спину, бросился догонять нас позади.