Белладонна

Недалеко от входа на корточках сидела какая-то урла, человек десять, может, двенадцать. Разговаривать было не с кем и не о чем. Пришлось месить. Краем глаза я заметил, как из стоявших неподалеку машин Артура и Коляна нам на подмогу выскочили ещё двое – те, кто были за рулем. В следующий момент я отхватил прямой в челюсть и сходу – колом плашмя по спине. Качнуло, во рту кровануло, но боли не почувствовал – взлетела адреналиновая анестезия. Сознание накрылось серой пеленой. Во мне не осталось ничего кроме нанесённых и пропущенных ударов.

У Артура не было ноги, но была клюка. Она ломала носы и выбрасывала изо ртов зубы. Лёшка молча «обходил» всех, гася с ноги. Юрка помогал. Впрочем, наши усилия были уже лишними: бойцы Артура подошли к делу профессионально. Те, кто был способен приподняться на четыре кости, расползались. Остальные лежали.

Спохватившись, Артур запрыгал страшной одноногой цаплей – до машины. Завёлся, подъехал. Открыл дверь, ухватил одного из лежащих за шиворот, дал газу на первой. Уродец, завывая от боли, поволочился за машиной. Артур тормознул.

– Твои?! – орал Артур. – Твои, с-с-сука?!

– А-а-а!.. – хрипя, выло тело.

– Совсем страх потеряли, сосунки! Мальчишке, музыканту, лицо разбили! Ты на кого наехал?! Я наеду, вы костей не соберёте, твари! Я щас газану! – орал Артур. – Газану, бля, проеду по тебе, падла! – Артур рывком бросил скота, тот глухо стукнулся башкой об асфальт. Ноги его были затянуты под машину.

– Не надо, Артур! – истошно заорал я. – Сядем из-за уёбка! – и без промедления кинулся вытаскивать воющую тварь из-под «москвича».

Артур опомнился. Повисла тишина. Улочку осветили сполохи мигалки – подъехала «скорая».

– Туда, на четвёртый! – махнул я рукой старому фельдшеру, не раз уже привозившему мне рожениц. Этому мусору, – я махнул в сторону побитой шпаны, – помощь не требуется.

– Понял, – оценив ситуацию, фельдшер подхватил чемодан и бодрым шагом направился к входу.

На крыльце, под лампой дневного света, стояла Машуня.

– Сюда иди.

Внимательно осмотрела лицо, руки.

– Больно?

– Нет.

– Ты был прекрасен.

– Да?

– Да. Я в тебе не ошиблась. Спокойной ночи, Лев Толстой.

Тыльной стороной прохладной ладони, живой Жи́вой коснулась горячей потной побитой щеки. Повернулась и ушла мимо пустого вахтёрского пенала на лестницу.

* * *

Должен был дежурить Берзин, но его всё ещё не было. Уже минут пятнадцать.

– Не звонил? – спросила Громилина. Я лишь пожал плечами. Ничего о причинах отсутствия доктора Берзина мне известно не было. Мария Дементьевна, ожидавшая появления Аристарха Андреевича и следующего за этим окончания дневной смены, тихо вздохнула и зачем-то полезла в сто раз виденные сегодня истории болезни.

Дверь ординаторской распахнулась. Влетела раскрасневшаяся Талова.

– Здравствуйте, Мария Дементьевна! Привет, Мишутка! – после того, как я стал в коллективе своим, она называла меня Мишуткой. – Мы поменялись. Я сегодня в ночь. Простите, ради бога, за опоздание.

Громилина упёрлась в Наталу-Талу взглядом поверх приспущенной роговой очёчной оправы:

– Скажете тоже, Наталья Васильевна! За что прощать? Ну, опоздали на пересдачу, с кем не бывает, – и уже тише, после паузы, – свои люди, сочтемся.

Не успели мы с Таловой допить чай со свежим мёдом, как одна из патоложных «девулечек», с раннего утра собиравшаяся, решила, наконец, безотлагательно приступить к процессу. Поскольку лежала она давно, знали мы её досконально, как облупленную, – то парой часов спустя дело было сделано. Новоиспеченная мамочка расслаблялась в послеродовой, а получивший первую оценку в жизни – девятку по Апгару – малыш мирно посапывал в «молодёжке».

– Какой богатырь! – довольно щурилась Натала-Тала. – Четыре кило с хвостиком. А мамаша, сама-то – маленькая как мышка. Но вёрткая. Умудрилась не порваться!

– Наталья Васильевна, а вообще, есть корреляция между размерами матери и весом плода?

– Дело тёмное, Мишутка, – Натала-Тала призадумалась. – Здесь у нас налицо макросомия37, ты отрицать не будешь? – Я помотал головой. – Но вот что странно: у мамаши никаких нарушений метаболизма нет. И не было. Сахара́ на месте всю беременность. А родила слонёнка. И лежала у нас исключительно по формальному признаку: высота стояния дна матки выше стандартного на три сантиметра.

– Так вроде же четыре критично? – спросил я.

– А как ты нормально померишь-то без ультразвука? – грустно усмехнулась она. – Я вот возьму, четыре намеряю, а ты тут же подойдешь с пальпацией – у тебя три получится. Или пять. Короче, видишь торчащее дно матки – ставь диагноз, не ошибёшься. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Будешь? – она протянула мне открытую пачку «Мо» с ментолом. Я мотнул головой и полез в стол за берзинскими «любительскими». – А так, если вообще, всё просто. Видишь у плода макросомию, ищи у мамаши гестационный диабет38. Почти с гарантией найдёшь, он даже прятаться не будет. – Натала-Тала рассмеялась.