Читаем Белорусские поэты (XIX - начала XX века) полностью

Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Адам Калликстович Гуринович , Алоиза Степановна Пашкевич , Максим Адамович Богданович , Павлюк Багрим , Янка Лучина

Я вспоминаю Вас такой прекрасной, стройной,И тайно мне милы и голос Ваш, и смех,И теплота руки, и взор очей спокойный,И легкой шапочки морозный, темный мех.Три года протекли, как нам пришлось расстаться.Не посещай меня, воспоминаний час!От них проснется боль, и мысли омрачатся,И горечь всё зальет… Я вспоминаю Вас.

Между 1909 и 1915

«Зачем грустна она была…»

Зачем грустна она былаТогда, в минуты упоенья,Когда прекрасного челаЕще не тронули мученья?Зачем грустна она была? Душа ее, влюбленная Под чарами весны, Увидела, смущенная, Пугающие сны.Зачем смеялася онаТогда, в минуты расставанья,Когда душа была больнаИ пело в ней мольбы рыданье?Зачем смеялася она? Душа, что наполнялася Страданьем через край, С отчаянья смеялася, Припомнив прежний рай.

Между 1909 и 1915

ИКРА
(Якобы басня)

На масленице слышал я от друга:«Не говорите никогда мне про икру, А особливо — ввечеру.Есть у меня к ней отвращенье, род недуга. Черна, жирна, Противна мне она,— Ее я ненавижу.Тот день, когда ее законом воспретят. Всегда мне будет свят. Лишь только я икру завижу, Как в душу водворяется тоска,И кажется, что жизнь пуста и нелегка, Что скоро превращусь я в идиота И что бесцельна вся моя работа.Ах, не глядели б на икру мои глаза!Но всё же иногда случайно взгляд наткнется,— И тотчас же невольно навернется Горячая слеза. Ведь даже, верьте, так бывает, Что сердце с болью замирает, И я, печальный взор вперяя в потолок, Мечтательно гляжу на ламповый крючок. Да, так и знайте! Коль я безвременно умру, Причиной смерти называйте — Икру». «Что ж, ваш приятель,Конечно, идиосинкразией страдал»,— Быть может, так бы мне сказал Догадливый читатель. Но кстати ль?Сомнительно. «Так он, должно быть, лицемер! О, гнусной лжи разительный пример! Как это скверно!» Опять неверно. «Но неужели он аскет?» О, нет. Вот ключ к разгадке излияний странных: Приятель, что передо мной скорбел, Ведет в большом издании отдел Известий иностранных. Теперь, наверно, моего знакомца Поймет душа сатириконца.Для прочих же могу добавить лишь одно: Густое черное пятно,На место вредное газеты заграничной Наложенное к щедрости привычной Решительною цензорской рукой, Зовется образно «икрой».

Между 1909 и 1915

ОСЕНЬЮ

Ветер гонит желтых листьев стаю.Коля смотрит и сосет свой пальчик.Я сижу в мечтах за чашкой чаю,По чаинкам тоненьким гадаю:Девочка родится или мальчик.Не узнать — и бог с ним, не досада.Всё равно, как ни гадай — ребенок.Для меня и то уже отрада,Что, пожалуй, нынче будет надоЗагодя порыться меж пеленок.

<1916>