Бенони (пер. Ганзен)

Въ столовой становилось шумно; люди, видно, затяли игру; несмотря на все благоговніе къ мсту, раздавались громкіе взрывы мужского и женскаго хохота. Послышался звонъ стакана, упавшаго на полъ.

— Вы интересуетесь картинками, — опять завелъ Маккъ бесду съ Шёнингомъ. — Это вотъ берега Шотландіи. Какъ тамъ голо и печально!

— Весьма оригинальный видъ, — отозвался смотритель.

— Вы находите? Но тамъ одинъ песокъ да камни; ничего не растетъ.

— Ну, какъ же!

— Тамъ?

— Песокъ такого красиваго цвта, а это вотъ — базальтовыя скалы. И вообще на камняхъ и песк много чего растетъ.

— То-есть, кое-что, конечно…

— Сосна растетъ на вершинахъ и съ каждымъ днемъ становится все сочне и пышне. И въ бурю не гнется; стоитъ себ гордо и только гудитъ.

— Да… съ этой точки зрнія, — проговорилъ Маккъ, удивленный разговорчивостью смотрителя.

— Есть такое растеніе Асфаделусъ, — продолжалъ смотритель удивлять Макка, — на огромномъ стебл, въ ростъ человка, съ лиловыми цвтами. Тамъ, гд оно водится, ужъ ничего другого не растетъ; оно означаетъ безплодную почву, песокъ, пустыню.

— Поразительно! Вы видали этотъ цвтокъ?

— О, да. Даже срывалъ такіе цвты.

— Гд же?

— Въ Греціи.

— Поразительно! — опять сказалъ Маккъ, чувствуя себя все боле и боле сбитымъ съ позиціи этимъ идіотомъ. — Ваше здоровье, мадамъ Шёнингъ! — съ достоинствомъ вышелъ онъ изъ неловкаго положенія.

Въ ту же минуту стнные часы въ длинномъ деревянномъ футляр пронзительно пробили одиннадцать.

— Позвольте мн приготовить вамъ еще глоточекъ пунша, мадамъ Шёнингъ? — прибавилъ Маккъ.

— Нтъ, нтъ, благодарствуйте, — пора намъ домой присмотрть за лампой, — отвтила смотрительша. — При ней вдь одинъ Эйнаръ остался.

Поговорили еще на эту тему. Мадамъ Шёнингъ уже встала и протягивала руку на прощанье, но, когда Маккъ спросилъ ее насчетъ Эйнара, глухонмого сына, она позабыла о своемъ намреніи и снова сла.

Вдругъ смотритель посмотрлъ на часы и сказалъ:- Одиннадцать часовъ; пора мн домой къ ламп.

Сказалъ онъ это такъ, какъ будто жена и не заговаривала объ этомъ, словно онъ первый началъ, — до такой степени слова жены были для него пустымъ звукомъ. Онъ допилъ свой стаканчикъ, подалъ руку Макку и пошелъ къ дверямъ, гд опять остановился поглядть на картины. Смотрительша со своей стороны отнюдь не спшила, досказала Макку все, что хотла, и потомъ только пошла. А мужъ медленно двинулся за нею единственно потому, что какъ разъ въ эту минуту досмотрлъ послднюю картину.

Маккъ и Бенони остались одни. Въ столовой становилось все оживленне; послышался женскій визгъ, и чье-то глухое паденіе на полъ.

— Веселятся, какъ видно, — съ улыбкой произнесъ Бенони, какъ будто самъ былъ совершенно чуждъ такого рода веселью.

Но Маккъ ничего на это не сказалъ и не выказывалъ желанія пускаться въ интимности. Онъ закрылъ клавесинъ, подулъ на крышку и обмахнулъ ее своимъ тонкимъ носовымъ платкомъ, — врно, чтобы показать, какой это дорогой, цнный инструментъ.

— Не выпьемъ ли еще по стаканчику? — предложилъ онъ Бенони.

— Нтъ, покорнйше благодарю, — отвтилъ тотъ.

Въ столовой раздалось громкое пніе пекаря. Товарищи зашикали на него, увряя его, что онъ пьянъ; онъ принялся спорить. Лишь время отъ времени изъ этого гама выдлялись отдльные голоса.

— Извини на минутку, — сказалъ Маккъ. — Приготовь себ пока новый стаканчикъ; я только…

И Маккъ вышелъ въ кухню, — должно-быть, отдать какое-нибудь приказаніе. Тамъ онъ засталъ ключницу, и Бенони слышалъ, какъ онъ сказалъ ей: — Если пекарь ослаблъ, пусть Оле Человчекъ и бондарь проводятъ его домой.

Ни упрека, ни сердитаго слова по адресу злополучнаго пекаря. Но Бенони былъ малый сметливый: «Ага! такимъ манеромъ Маккъ отдлается отъ троихъ, а жены ихъ останутся тутъ!»

Маккъ продолжалъ разговаривать съ ключницей:- Вы, конечно, были такъ добры, не забыли про ванну?

— Нтъ, нтъ.

Тутъ Бенони понялъ, что уже поздно и что Маккъ скоро захочетъ подняться къ себ въ комнату. О, ванны Макка славились, да и бралъ онъ ихъ частенько, такъ что вс о нихъ знали. У него въ ванн были постланы мягкая перина и подушки, на которыхъ онъ преудобно укладывался. Да, много разсказовъ ходило насчетъ ваннъ Макка и насчетъ тхъ, кто помогалъ ему брать ихъ; а также насчетъ серебряныхъ ангеловъ по угламъ его кровати.

Бенони хотлъ уже распрощаться, но Маккъ, какъ любезный хозяинъ, заставилъ его налить себ новый стаканчикъ. Они покалякали еще о томъ, о семъ, и Бенони набрался храбрости спросить: что можетъ стоить такая штука, какъ клавесинъ? Маккъ покрутилъ головой, — въ такой вечеръ знать-де не знаю никакихъ цнъ, — и сказалъ только: — Врно, не дешево. Мои предки не стояли за цною, когда имъ хотлось чего нибудь. Тамъ, въ маленькой горниц, есть рабочій столикъ изъ розоваго дерева, выложенный серебромъ и чернымъ деревомъ, — вотъ поглядлъ бы ты!

Вошла ключница и съ сокрушеніемъ доложила:- Серебро не все… въ этомъ году не хватаетъ трехъ вилокъ!

— Такъ? — только сказалъ Маккъ. — Ну, это, врно, старая шутка; это он каждый сочельникъ такъ пугаютъ насъ. Въ прошломъ году вилки вдь отыскались?

— Да.