Бенони (пер. Ганзен)

Но Роза уже видла его плшивымъ раньше, и для нея это было не ново. Увы, за эти годы она находила въ немъ все больше и больше перемны каждый разъ, какъ здила туда, на югъ. И съ каждымъ разомъ онъ становился все большимъ и большимъ кривлякой, легкомысленнымъ, лнивымъ балагуромъ. Городская жизнь развратила этого сына деревни.

— Но какъ ни мало у меня волосъ тутъ, — продолжалъ молодой Аренценъ, показывая на свою полированную макушку, — они все-таки встали у меня дыбомъ недавно, когда я пріхалъ домой.

Маккъ улыбнулся, и Роза тоже.

— Первый попался мн навстрчу лопарь Гильбертъ. Я сразу его узналъ и спросилъ, какъ онъ поживаетъ, какъ его здоровье. «Ничего себ,- отвтилъ онъ, а вотъ Роза помолвлена съ почтаремъ Бенони». «Съ поч-та-ремъ Бенони?» — спросилъ я. «Да, да!» «Со мно-ой!» — поправилъ я. Но Гильбертъ закачалъ головой и не поддержалъ меня. Ну, прошу покорно, сами судите о моемъ ужас, когда онъ не поддержалъ меня!

Наступило неловкое молчаніе.

— Вотъ когда, — продолжалъ молодой Аренценъ, — волосы у меня и встали дыбомъ.

Роза медленно отошла къ окну и стала смотрть на дворъ.

Тутъ-то бы Макку и осадить этого франта, но онъ былъ человкъ сообразительный и сразу смекнулъ, что ссориться съ Николаемъ Аренценомъ, законникомъ, не-рука. Напротивъ. Впрочемъ, и поощрять этого развязнаго тона Макку не хотлось, и онъ, сказавъ:- Ну, вамъ, пожалуй, есть о чемъ поговорить другъ съ другомъ, — вышелъ изъ комнаты.

— Нтъ, совсмъ не о чемъ! — крикнула Роза вслдъ ему.

— Послушай-ка, Роза, повернись, — попросилъ молодой Аренценъ. Самъ онъ не всталъ съ мста и даже не глядлъ на нее. Онъ осматривался кругомъ, такъ какъ попалъ къ Макку въ первый разъ. — А тутъ есть недурныя старинныя гравюры на стнахъ, — сказалъ онъ съ видомъ знатока.

Никакого отвта.

— Ну, поди же сюда, побесдуемъ, коли хочешь, — продолжалъ молодой Аренценъ, вставая. Онъ подошелъ къ одной изъ картинъ на стн и принялся ее разглядывать. И вотъ, эти двое, оставшись наедин, стояли каждый въ своемъ углу, спиною другъ къ другу — Право, недурно, — сказалъ онъ, самому себ, кивая на картину. Затмъ вдругъ подвинулся къ окну и заглянулъ Роз въ лицо:- Ты плачешь? Я такъ и зналъ.

Она быстро отошла отъ окна и бросилась на стулъ.

Онъ медленно послдовалъ за него и слъ на другой. — Не горюй, Розочка, — сказалъ онъ, — все это пустяки.

Этотъ пріемъ не имлъ успха. Тогда онъ пустилъ въ ходъ другой:- Я тутъ сижу и стараюсь развлечь тебя, а ты и ухомъ не ведешь. Вотъ какъ меня тутъ цнятъ! Да покажи ты хоть чмъ-нибудь, что замчаешь мое присутствіе.

Молчаніе.

— Ну, однако! — воскликнулъ онъ и всталъ. — Я возвращаюсь въ родныя края, такъ оказать, и первымъ долгомъ стремлюсь къ теб…

Роза только ротъ открыла, глядя на него.

А молодой Аренценъ воскликнулъ: — Ну, выбилъ таки изъ тебя искру жизни! Улыбнулась! О, Господи, эта раскаленная мдная улыбка, эти яркія нелинючія губы!..

— Да ты съ ума сошелъ! — не выдержала, наконецъ, Роза.

— Да, — сразу подхватилъ онъ, кивая головой. — Я не перестаю сходить съ ума съ тхъ поръ, какъ вернулся домой. Знаешь-ли ты, что мн разсказали о теб? Что ты невста почтаря Бенони! Слыханное-ли дло? Съ ума сошелъ, — говоришь ты? Нтъ, я разбитъ, уничтоженъ, не существую, умеръ, или нчто въ этомъ род. Я хожу день-деньской и не знаю, за что мн ухватиться, что предпринять, — все, что ни придумаю, никуда не годится. Когда я шелъ сюда сегодня, я объ одномъ молилъ Бога… Молитва была не длинная, да и просилъ я немногаго — только, чтобы съ ума не сойти. Почтарь Бенони! А я-то? Съ ума сошелъ, — говоришь ты? Да, да, я обезумлъ, я боленъ. Я стою тутъ, а на самомъ дл я слегъ! Да, да, кремень и тотъ не выдержалъ бы такого удара.

— Господи Боже мой! — опять вырвалось у Розы на этотъ разъ съ искреннимъ отчаяніемъ:- Ну, есть ли тутъ хоть капля здраваго смысла?

Онъ былъ нсколько озадаченъ этимъ искреннимъ воплемъ; лицо у него передернулось, и онъ спалъ съ тона:- Ну, скажи слово, и я собственноручно накрою шляпой остатокъ своихъ волосъ и уйду.

Она посидла, подумала, потомъ вскинула голову и заговорила: — Хорошо; теперь ужъ все равно. Но я все-таки нахожу, что ты… что не мшало бы теб быть посерьезне. Мн, пожалуй, слдовало бы написать теб о томъ, что вышло здсь у насъ, но… Да, я помолвлена. Надо же было кончить чмъ-нибудь. Да и не все ли равно?

— Не унывай. Давай лучше поговоримъ объ этомъ. Ты вдь знаешь, что мы съ тобой самые лучшіе непріятели въ мір.

— Не о чемъ и разговаривать больше. Мы съ тобой достаточно уже разговаривали. Помнитоя, четырнадцать лтъ тому назадъ начали.

— Да, въ сущности баснословная врность! Сдлай-ка маленькую экскурсію въ исторію человчества и поищи подобнаго примра, — не сыщешь. Такъ вотъ, значитъ, я возвратился въ родные края…

— Слишкомъ поздно. И хорошо, что такъ.

Онъ сталъ серьезне и сказалъ: — Значитъ, голубятня и большой сарай такъ на тебя повліяли?

— Да, — отвтила она, — вообще все вмст; не буду отпираться. А отчасти и самъ онъ. Да и надо же мн было чмъ-нибудь кончитъ. И разъ онъ такъ добивался меня…