«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.

Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
Лишь согласное гуденье насекомых.

Habent sua fata libelli – Пушкин любил этот ставший поговоркой стих римского писателя Теренциана Мавра – Книги имеют свою судьбу (ХI, 158). Не все замыслы автора доходят до читателя, многие остаются незавершенными. Но могу повторить здесь сказанное по поводу пушкинского романа о царском романе: незавершенный – не значит несовершенный. Оказывается, и незавершенные книги имеют свою судьбу. Счастливую или несчастную? Несчастную, потому что им не повезло, они остались недописанными, брошенными созданиями. Это книги – «сироты» , иногда даже книги – «подкидыши». Счастливую – потому что с годами многие из них возвращаются к жизни, находят дорогу к читателю. Рассыпанные в рукописях, запертые в письменный стол автора, они излучают невидимую энергию, множеством ярких искр разбрасываются драгоценными вкраплениями по разным книгам писателя, отражаются в книгах других авторов. Как это и произошло с замыслом Пушкина и романом Сенкевича. Пушкин торопился, как будто знал, чувствовал, что мало времени ему отпущено судьбой. И мы давно уже не разделяем его произведения на законченные и незавершенные. И не перестаем удивляться этим последним – сколько законченности в их незавершенности! Может быть, доведись Пушкину прогуляться по Риму «с Тацитом в руках», многие из его итальянских замыслов получили бы свое достойное воплощение. А сколько родилось бы новых?!

О прелестях такой прогулки написал младший современник Пушкина академик Фёдор Иванович Буслаев, филолог и искусствовед. Вспоминая свои экскурсии по Риму в компании с Н.В. Гоголем и известным русским художником Ф.И. Иорданом, проф. Буслаев заметил: «Бывало присяду на камне у входа в так называемый “золотой дворец” Нерона, перед громадою Колизея, и читаю Тацита, а то заберусь в трущобы по ту сторону Форума и Палатинской горы и, воображая себя при самых началах римской истории, читаю у Ливия, как волчица кормила своими сосцами Ромула и Рема и как Нума Помпилий поучался премудрости от нимфы Эгерии, – и проходят тогда в моих мечтаниях вереницею Тулл Гостилий, Тарквиний Гордый и другие баснословные цари…»[834]. Приходят на память строки Валерия Брюсова:

Не как пришлец на римский форум
Я приходил – в страну могил,
Но как в знакомый мир, с которым
Одной душой когда-то жил.

Интерес к Древнему Риму возник у Пушкина еще в Лицее, вместе с обязательными уроками латинского языка, которые блестяще вел уже упомянутый нами Николай Кошанский. Он отдавал много сил подготовке учебников для практических занятий латынью и книг для чтения. Так, в 1812 году под его редакцией вышли в свет «Басни Федра с исправленным оригиналом и замечаниями», спустя два года он переиздает свою давнюю латинскую грамматику, которая потом выдержала еще 9 изданий, в 1815 году появился знаменитый, любимый Пушкиным «Корнелий Непот, очищенный текст с замечаниями и двумя словарями». Наконец, в 1816–1817 годах Кошанский собрал и напечатал материалы лекций, которые читал лицеистам: «Ручная книга Древней классической словесности, содержащая: I. Археологию, II. Обозрение классических авторов, III. Мифологию, IV. Древности греческие и римские…». Кошанский вообще отличался системным и дисциплинированным умом и фиксировал все этапы своей преподавательской деятельности в Царскосельском лицее. Так, уже 15 марта 1812 года он написал в отчете: «Из латинской грамматики пройдено: склонения, роды имен и спряжения правильных глаголов…» 15 декабря 1815 года отмечено: «…В латинском прочтена жизнь Мильтиада из Корнелия Непота, читаны правила синтаксиса и деланы переводы». Не зря друг и соученик Пушкина поэт Антон Дельвиг на высокопарный вопрос П.А. Плетнёва: «О, Дельвиг, где учился ты языку богов?» шутливо ответил: «У Кошанского».

Лицейский период жизни Пушкина досконально изучен, существует обширная литература, в том числе о круге чтения лицеистов: об этом подробно написал, например, бывший лицейский библиотекарь И.Я. Селезнёв в «Историческом очерке Императорского б. Царскосельского, ныне Александровского лицея» (СПб., 1861). «В лицее была прекрасная библиотека, она выписывала всю периодическую печать, и лицеисты читали много и свободно», – это мемуарное свидетельство И.Ф. Анненского (1899).