Пушкинисты-исследователи, конечно, не обошли своим вниманием и этот отрывок[480]
. Интерес Пушкина к «Железной маске» объясняют по-разному, но сам факт не вызывает сомнения: в библиотеке поэта собралась подборка, насчитывающая около двух десятков литературных источников, содержащих те или иные сведения о таинственном французском узнике. Пушкин, очевидно, был готов к проведению серьезного исторического исследования на эту тему. При этом он начал с перевода выдержек из сочинения Вольтера «Век Людовика XIV». Называя троих «кандидатов» на роль «Железной маски», Пушкин замечает, что «доказательства Вольтера были слабы», и загадка осталась нерешенной, несмотря на «взятие Бастилии <…> и обнародование ее архива» (XII, 29).С тех пор во всем мире было опубликовано много книг и исследований, посвященных «Железной маске». В Пиньероле, городке, где находилась тюрьма, в которой начал отбывать свое пожизненное заключение загадочный узник, существует «Постоянный центр изучения «Железной маски». На заседаниях в сентябре 1974 года и октябре 1976 года центр заслушал доводы французского исследователя П.М.Дижоля о том, что «Железной маской», т. е. человеком, содержавшимся в одиночном заключении по приказу короля Людовика XIV во второй половине XVII в., был некий Набо, чернокожий паж Марии-Терезы, жены Людовика XIV, вызвавший неудовольствие короля. Пиньерольский «центр» согласился с этими выводами, и в 1978 году Дижоль выпустил в Париже книгу «Набо, или Железная маска». В ней говорится, что Набо какое-то время был пажом у жены губернатора Дюнкерка, где ему дали другое имя («Набо стал Доже»), а потом отправили в тюрьму в Пиньероль. Там он одно время был в услужении у знаменитого королевского суперинтенданта Фуке, – отмечает французский автор[481]
. (Эта версия, в общем, не противоречит и новейшим исследованиям историков, утверждающих, что Набо (Эсташ Доже) был одним из трех узников, носивших «железную маску».) Так, Юрий Татаринов в обстоятельной статье для журнала «Новое время» уточнил, что речь может идти о слуге-мавре, якобы ставшем любовником королевы. Однако, пишет автор, при внимательном изучении обнаруживается, что попытки «показать, что Доже – маленький мавр с черной кожей», связаны с фальсификацией исторических текстов[482].Итак, черный паж. Мы не знаем достоверно, располагал ли подобной информацией Пушкин. Можно только представить, что наличие королевского «арапа» среди предполагаемых узников Пиньерольского замка было способно вызвать живейший интерес у Пушкина, который, как мы выяснили, относился к теме «черного пажа при дворе» с особым, пристальным вниманием. В своей заметке о «Железной маске» Пушкин, между прочим, приводит следующую цитату из Вольтера: «…По словам лекаря, он был прекрасно сложен; цветом довольно смугл» (XII, 28). Этого описания, конечно, недостаточно, чтобы предположить в узнике темнокожего пажа, однако оно вполне может служить еще одним удивительным подтверждением знаменитого (сделанного, правда, совсем по другому поводу) пушкинского наблюдения: «бывают странные сближения»…
«Земли полуденной волшебные края»
Есть еще одно дело, и этого никто кроме меня не знает: я хочу выкрасть одного негра из рабства…
«Понять исключительное своеобразие пушкинской личности можно при условии аналитического осмысления его жизни и творческого пути, обогащенного представлением о всех занимавших Пушкина на разных этапах темах, мотивах, идеях», – писал проф. Б.С. Мейлах[483]
. Тема «Пушкин и Восток» давно и плодотворно разрабатывается исследователями. Казалось бы, все «ориенталистские» интересы Пушкина, его замечания и упоминания о Востоке уже учтены и прокомментированы. Однако мир пушкинского творчества настолько богат и неисчерпаем, что по-прежнему таит в себе возможность новых предположений и догадок.Отставлен роман о царском арапе. Но «африканская» тема продолжает интересовать Пушкина, она занимает особое место в его энциклопедически обширном круге знаний.
В основу своего рукописного труда «История Петра» Пушкин, как известно, положил изучение многотомного свода исторических материалов, изданного в конце XVIII века И.И.Голиковым под названием «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России. Собранные из достоверных источников и расположенные по годам». И.Л. Фейнберг подробно прокомментировал работу Пушкина с этим источником и показал ее творческие и исследовательские особенности. «…Пушкин не «конспектировал» собранные в своде Голикова источники, – отмечает И.Л. Фейнберг, – а на основе критического чтения их стремился установить, как в действительности происходили важнейшие исторические события петровского времени»[484]
.