«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Ободренный благосклонностью Вашего высокопревосходительства, осмеливаюсь вновь побеспокоить Вас покорнейшею просьбою: о дозволении мне рассмотреть находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера, пользовавшегося разными редкими книгами и рукописями, доставленными ему Шуваловым для составления его Истории Петра Великого» (XV, 14). 29 февраля дозволение было получено (XV, 15).

Кстати, именно у Вольтера (и задолго до знакомства с его библиотекой в Эрмитаже, а именно еще в 1829 году, при работе над «Полтавой») Пушкин мог прочитать рассказ о мадагаскарских флибустьерах. В книге «История Карла XII, короля шведов» Вольтер писал: «Давно уже пираты разных наций… разбойничали на морях Европы и Америки, всюду беспощадно преследуемые, они удалились на берега острова Мадагаскар. Это были отчаянные люди, известные подвигами, которым не хватало только честности для того, чтобы считаться героическими. Они искали государя, который принял бы их под свое покровительство…»[489]

Петру I по разным причинам не довелось оказать «покровительство мадагаскарскому королю». Однако сама по себе идея была весьма характерна для геополитического мышления Петра, для его «восточных» планов. Африка и Индия, южный и восточный «тылы» Оттоманской империи привлекали внимание царя. В связи с этими планами некоторые исследователи рассматривают и присутствие при петровском дворе предка Пушкина Абрама Ганнибала. «Появление его при дворе Петра I, возможно, связано с более глубокими причинами, чем распространившаяся в Европе начала XVIII века мода на пажей-арапчат: в планах сокрушения Турецкой империи, которые вынашивал Петр I, связи с Абиссинией – христианской страной, расположенной в стратегически важном районе, в тылу неспокойного египетского фланга Турции, – занимали определенное место. Однако затяжная Северная война не дала развиться этим планам», – пишет Ю.М. Лотман[490]. (По отдаленной ассоциации вспомним более поздний исторический анекдот о Екатерине II, рассказанный принцем де Линем, сопровождавшим императрицу во время ее поездки в Крым: «Ее Величество нам рассказала, что ее бранили, зачем позволила она одному из морских капитанов жениться на негритянке. Но, – добавила она, смеясь, – это ведь следствие моих посягательств на Турцию. По моей воле был отпразднован союз одного из представителей русской нации с Черным морем»)[491].

Вот как далеко завели нас размышления по поводу одной «африканской» ремарки из пушкинского неоконченного исторического труда. Мы можем лишь гадать, вылилась бы эта строчка в отдельную прозаическую новеллу или так и осталась бы краткой записью – свидетельством неуемной кипучей деятельности Петра.

Остается добавить, что к пушкинскому времени (по сравнению с петровским!) в России объем знаний о далеком Мадагаскаре неизмеримо возрос. Этому способствовала, в частности, и популярность знаменитых «Мадагаскарских песен» – цикла лирических стихотворений в прозе французского поэта Э.Д.Парни. В авторском «Предуведомлении» к циклу (перевод П.А. Польского; Москва, 1803 г.) говорилось: «Остров Мадагаскар разделен на несчетное множество областей, принадлежащих стольким же владельцам. Сии князья беспрестанно воюют друг с другом, а цель всех сих бранен та, чтобы получить пленников для продажи европейцам. И так без нас народ сей был бы спокоен и счастлив. Он соединяет искусство с понятливостью: добр и странноприимчив…» В 1828 году в «Северном архиве» был опубликован большой, в несколько десятков страниц, очерк «Мадагаскар».

Таким образом, можно полагать, что за строкою пушкинской записи стоит не только его знакомство с планами одного из самых фантастических предприятий Петра I, но и целый круг новейших сведений поэта о «жемчужине южных морей» – африканском острове Мадагаскаре.

И снова тема: Петр и Африка, раз возникнув в романе о царском арапе, пробивается на страницы пушкинских рукописей:

Для неба дальнего, для отдаленных стран
Оставим берега Европы обветшалой;
Ищу стихий других, земли жилец усталый;
Приветствую тебя, свободный Океан… (II, 290)

«Не владетель я сераля»

Где, в гаремах наслаждаясь,

Дни проводит мусульман (III, 33)

А.С. Пушкин. «Талисман»

Как мы уже убедились, вся необыкновенная биография прадеда занимала воображение поэта, служила источником вдохновения, толчком к полету творческой фантазии и в то же время стимулом к поистине кропотливой исследовательской работе, направленной на познание конкретных исторических реалий, связанных с Ганнибалом.