«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Кто же такой Александр Пушкин? Возможно ли, чтобы этот человек, прекрасно одаренный, уважаемый и так оплакиваемый, был цветным – негром? Именно таким, однако, он был, факт – невероятный, как может показаться американскому читателю. Его деду по материнской линии, негру по имени Ганнибал, покровительствовал сам царь. Он был офицером морского флота[502]. От своего африканского происхождения Пушкин унаследовал во внешности и складе мышления самые яркие черты. В статье, опубликованной в журнале “Блэкзюд” в июне 1845 года, он изображен следующим образом: “Густые кудри жестких волос, подвижные, неправильные черты лица, темная кожа – все выдавало его африканское происхождение. Внешность поэта соответствовала его характеру”»[503].

«…Он не стыдился своего африканского происхождения, – продолжает Уитьер. – Напротив, он, кажется, гордился им. Поэт посвятил не одно стихотворение черноморскому полководцу Ганнибалу, и сочинения Пушкина содержат частые упоминания о его африканской крови.

Мы сослались на этого замечательного человека для того, чтобы показать полную нелепость и несправедливость общего предубеждения против цветного населения в Америке. Это предубеждение совершенно несовместимо с просвещенной республиканской системой управления и истинным христианством. Оно унижает человека…»[504]

Статья американского поэта была повторно опубликована в 1937 году со следующим предисловием сотрудника Гарвардского университета литературоведа Томаса Франклина Куррера:

«Теперь, когда отмечается столетие со дня смерти Александра Пушкина, уместно перепечатать… статью о русском поэте из журнала «Нэшнл эра», Вашингтон (О.К.), от 11 февраля 1847 года, написанную Джоном Гринлифом Уитьером. Пушкин для России своего времени значил то же, что и Гете для Германии и Данте для Италии, и вполне естественно, что Уитьер обратил к нему свой взор, ибо негритянское происхождение поэта давало убедительный аргумент тем, кто поддерживал права черного человека в Америке в 1847 году. Это эссе, должно быть, одно из самых ранних исследований о Пушкине, опубликованное в американской прессе, и поэтому оно привлекает к себе новое внимание сегодня, когда литературный мир, включая и современную Россию, чествует первого поэта старой России»[505].

С тех пор имя Пушкина постоянно используется в идеологических целях сторонниками самых различных антирасистских движений и течений – как прогрессивных, так и крайне националистических, широко привлекается литераторами, учеными, общественными деятелями, в том числе и негритянскими.

Примеров тому много – вспомним выступления на пушкинских юбилейных торжествах 1949 года[506] американского певца Поля Робсона («Мы, представители негритянского народа, гордимся им, чтим память о нем и любим его великие создания») или негритянского поэта из США Питера Блэкмана («Мы, представители африканских народов, благодарны Пушкину за то, что он способствовал счастью человечества» и т. п.).

Эту тенденцию подметил еще В.Маяковский, рассказавший в «Моем открытии Америки» (1926 г.) о неграх, «которые стараются найти и находят свою связь с культурой мира, считая Пушкина, Александра Дюма, художника Генри Тэна и других работниками своей культуры». И далее Маяковский поясняет: «Сейчас негр-издатель Каспер Гольштейн объявил премию в 100 долларов имени величайшего негритянского поэта А.С. Пушкина за лучшее негритянское стихотворение.

Первого мая 1926 года этот приз будет разыгран. Почему неграм не считать Пушкина своим писателем? Ведь Пушкина и сейчас не пустили бы ни в одну «порядочную» гостиную Нью-Йорка. Ведь у Пушкина были курчавые волосы и негритянская синева под ногтями»[507].

В прямой связи с очерком Маяковского находится сюжет устного рассказа Ю. Тынянова «Эдгар По в Петербурге». Замысел этого рассказа поведал Николай Харджиев в книге воспоминаний о Ю. Тынянове:

«В ночную “ресторацию” на Невском приходит Пушкин. За соседним столиком сидит большелобый юноша со странным взглядом, сверкающим и мглистым. Юноша пьет водку, бормочет английские стихи. У Пушкина возникает непреодолимое желание протянуть ему руку. Но юноша смотрит на незнакомца почти презрительно и произносит сквозь зубы: – У вас негритянская синева под ногтями… Таков финал “жестокого рассказа” о воображаемой встрече тридцатилетнего Пушкина с двадцатилетним Эдгаром По»[508].

Схожий мотив много позже возникает в рассказе Вс. Рождественского «Ее письма» (1974 г.). Англичанин объясняет русскому отказ своей соотечественницы-аристократки, дальней потомицы Пушкина, опубликовать письма из семейного архива:

«В вашей стране родство с Пушкиным великая честь. Не то для некоторой части высшей английской аристократии. Она ревниво блюдет свои родословные предрассудки. Что, если вся Англия узнает, что в жилах старинной фамилии есть капелька негритянской крови? Какой скандал!»[509]