Берег ветров. Том 1

В последние два дня, когда власть, казалось, стала окончательно переходить к рабочим, Тийт Раутсик совсем растерялся. Он и боялся, что рабочие дознаются про его тайное ремесло и отделают его, как это уже случилось с некоторыми шпиками, и вместе с тем надеялся, что все сохранится в тайне, власть навсегда перейдет к рабочим, и тогда он освободится от проклятой подписки и от бед, нависших над головой Лонни из-за угроз жандармерии. Поэтому сегодня утром он и не стал упрашивать Лонни не идти на собрание. Может быть, оно и лучше, что дочка войдет в курс этих социал-демократических дел, тогда при новом порядке ее жизнь станет надежнее. Но в то же время он опасался, что власть рабочих в городе недолговечна. Помещики в деревне стояли за самодержавие, городские богачи и фабриканты тоже за самодержавие, жандармерия, большая часть войск - за самодержавие. Каким же чудом надеется простой народ прочно удержать власть? Чего доброго, царь в сердцах прикажет войскам не церемониться? И, несмотря на то, что в церкви скоро должно было начаться послеобеденное богослужение, Тийт Раутсик побрел на Лаусмановский покос. Дорогой он узнал от встречных, чти рабочая демонстрация направилась через «Шведский рынок» к центру города, к «Новому рынку», и тоже изменил свой маршрут.

Когда он прибыл на место, девушка, только вчера освобожденная из тюрьмы, стоя у фонарного столба на ящике из-под яблок, заканчивала свою горячую речь. За множеством народа Тийт не мог подойти ближе, чтобы слышать ее получше, но, очевидно, слова девушки проникали в сердца слушателей, иначе ее не приветствовали бы такими одобрительными и восторженными возгласами. «Ну вот, эту девушку выпустили из тюрьмы, кто же станет в такую пору сажать в тюрьму Лонни», - утешал себя Тийт Раутсик, в поисках дочери шаря взглядом по толпе. Это было нелегко из-за маленького роста Тийта; чем ближе он подходил к людям, тем меньше народу охватывал его глаз. Поэтому он и засеменил через рельсы конки на холмик Поцелуев, близ Глиняной улицы, где толпились и другие любопытные. «Наверно, среди них есть и шпики», - подумал Тийт Раутсик, словно сам уже не имел к этому ремеслу никакого отношения.

Тийт отыскал взглядом дочь незадолго до того, как от здания окружного суда показались ряды солдат. «А что я говорил, - тревожно подумал Тийт Раутсик. - Царь этого дела так не оставит, он так просто власти не отдаст!» Но когда солдаты строевым шагом приблизились к толпе и замерли полукругом, лицом к демонстрантам, на расстоянии каких-нибудь ста шагов от них, Тийта Раутсика охватил ужасающий, доселе еще не испытанный страх за дочь.

- Лонни, Лонни! - закричал он и побежал с холма.

Вот тогда капитан Миронов и отдал команду своим молодцам из Онежского и Двинского полков. Первый залп из семидесяти винтовок со свистом ударил по народу, словно гигантская коса по зрелой траве. Люди качнулись, хватаясь руками кто за грудь, кто за голову, и падали, как подкошенные, к ногам тех, кого пули еще не успели сразить. Но толпа сразу же очнулась от первого оцепенения; люди искали укрытия за телами упавших, старались убежать, пригибаясь и втянув голову в плечи. Но пули новых залпов настигали беззащитных, бегущих в страхе, мечущихся в крови и взывающих о помощи людей, и за короткий миг на таллинском «Новом рынке» возник такой смертный ужас и отчаяние, каких еще не видывал ни один из давних, бывалых таллинских рынков. Правда, и «Старый рынок» у ратуши не был каким-нибудь невинным местечком, и его булыжная площадь в течение веков обильно пропиталась человеческой кровью. Но такого чудовищного, такого подлого, массового убийства народа, как на «Новом рынке» 16 октября 1905 года, убийства, учиненного по приказу Николая II в десятый год его царствования, этот древний город еще не знал. Бывали здесь времена кровавых войн и мора, гремели пыточные орудия и умирали на кострах брошенные туда по приказу попов «колдуны», случались долгие годы осад и голода, уносившего тысячи жертв, но этого подлого убийства народа из-за угла, в спину, «помазанником божиим» нельзя ни с чем сравнить в многовековой истории города Таллина.