Берега и волны

— Мелкие — самые подлые. Тебе поверил, а ты, оказывается, гад. Но за воровство на флоте испокон веку били. Моряку чужого не надо.

— А пираты? Пираты — моряки? Пиратов короли принимали на равных.

— Пираты? Капля ты сопливая! Ты кем себя возомнил?

— Да! Дрейк — великий пират, адмиралом стал. Морган — пират — губернатором. А банкиры и трактирщики — сплошь одноногие и одноглазые с попугаем на плече. А то, что они людей грабили и убивали, так это королева Англии прощала им.

— Значит, гнилые правители не только у нас, но и в королевской Англии с бандитами шашни водили! И сама королева — не без греха! Но ты — кем себя возомнил? Ты, воруя у меня по стакану воды в день, поставил себя рядом с адмиралом океана-моря и покорителем южных проливов Дрейком? Бычок ты азовский, хамса недоразвитая. А знаешь ты, шпротина косоглазая, что Морган свой клад так запрятал, что сам найти не смог и от этого с ума спятил? А Дрейк, пират — адмирал, как умер — знаешь? Вижу, что не знаешь. Послала его королева Панамский перешеек отвоёвать. Пришла эскадра к перешейку, изготовилась к атаке. А великий адмирал на горшок присел и… умер. На горшке. Дизентерия. Обгадился. Захлебнулась атака и британские планы в Америке. Королева-баба пирата возвысила, а бог посмеялся — на горшок его посадил, как ботаник бабочку. Вот и вся слава. Бог не фраер, все он правильно видит.

— Врёшь ты. Я давно заметил, что ты врать мастер. И под Кергеленом ты в шторм смеялся и на спор — восемь банок сгущёнки съел!

— Девять!

— Девятую не доел — пить попросил.

— Вспомнил?! Молодец, Шпринг — весёлое враньё или трёп, по-морскому, помогает улыбнуться и выжить, когда смерть рядом. Понимаешь? Смерть — улыбки моей боится и убегает. Тебя, кислого, преследует, а меня обходит.

— Пьяница ты.

— Это ты зря сказал. Сам не пьёшь, что ли?

— Нет.

— Непьющие — первые кандидаты в язвенники. Зависть у них развивается, а зависть и язва — одно и то же. Я про многие болезни на море узнал. Малярию в море можжевеловой лечат, джин называется, а дизентерию — коньяком. Не знал? Дрейка, когда с горшка сняли, в бочку с коньяком закупорили, чтобы до Англии тело доставить. Доставили. Дрейка проспиртованного слугам королевы передали, а коньяк из бочки — за помин души и для профилактики желудка…

Шпринг кинулся к борту и надолго обнял фальшборт. Витя протянул руку сквозь жерди клетки и взял ведро с остатками воды. Спросил, поворачиваясь к соседям.

— Капитан, умыться хочешь? Гром, пить будешь?

— Не откажусь… День впереди жаркий.

— Это по-нашему… Слышь, как барабаны все громче и громче.

Снова появился Шпринг, глянул на пустое ведро. Мстительно посмотрел на тралмастера и сказал громко, чтобы все слышали:

— Давно такого барабанного праздника не было. Интересно! Африканские игры всегда смертью заканчиваются. Я люблю смотреть — кто кого съест! — добавил почти радостно, специально для Вити:

— И улыбка твоя, Витенька, тебя не спасёт.

— Так это ещё неизвестно, кто у нас на заклание пойдёт. Миша чёрный придёт и слово своё скажет. Ты меня береги, Шпринг! Которые со мной — им везёт. А то ведь и клетка пустая есть. Для кого она? Заходи! — Виктор сделал широкий приглашающий жест рукой.

— Я в клетку не попаду. Мои предки сами такие клетки делали.

— Дурак ты, мелкопакостный.

— Почему?

— Нечего под предков косить. Они у тебя кто были?

— Один, точно знаю, был китобоем, а потом пиратом. Настоящий китобой и настоящий пират.

— Откуда знаешь?

— Я сначала не знал. Только удивлялся, когда иностранное слово услышу или название африканской реки, или закат над берегом, как будто я это слышал, видел, знал раньше. А потом стали сниться сны, в которых снились эти слова и названия. И мой прадед мне снится и подробно рассказывает, как был гарпунёром, как кит разбил их вельбот. Про Африку, про кита, умирающего на песке, про африканское племя и вождя с копьём. Потом — незнакомый корабль на ночном рейде, к которому он поплыл, хотя дочь вождя показывала на плавник акулы меж близкими волнами. Он доплыл. Акула его не тронула. Но корабль оказался пиратским и жизнь изменилась. Мой предок из гарпунёра и пленника племени стал пиратом. Точно.

— Придумал или, правда, приснилось?

— Правда.

— У меня тоже пираты были в роду. Я чувствую.

— Правда?

— Конечно. — Витя говорил совершенно искренне, будто сам в этот миг верил. — Мы же моряки. Могут у нас быть похожие тайны в прошлом? Могут. Мы, может быть, даже породнились сейчас. Вполне. Мне точно подобные сны снились. Как-то раз, в тропиках, когда пытался заснуть на палубе и смотрел на звёзды. А потом вырубился и проснулся от ветра и брызг. И точно, подумал тогда, что это со мной уже было: ветер, брызги, мачта тычется, как школьная указка, прямо в созвездие Южный Крест. И голос… Учительский такой…

— Что он сказал?

— Сказал, что, мол, «верной дорогой идете, товарищи!»…

— Это же Ленин сказал!

— Может и Ленин, а только под мачтой в небе и во сне. А Ленин не мог иметь родственника-пирата?

— Ленин — вождь пролетариата. А вожди от моря далеки, как чайки от городской свалки.