Берлинский синдром

Она натягивает шерстяной джемпер, который валялся на полу возле дивана. Квартиры по обе стороны, а также сверху и снизу стоят пустые. Их не отапливают, поэтому тепла от них никакого, и по утрам требуется время, чтобы прогреть помещение.

Когда ей было тринадцать, ее учитель естественных наук рассказывал классу, что, имея достаточное количество чашек горячего кофе, можно прогреть комнату. Что пара, который они выпускают, хватит, чтобы согреться. Тогда она удивилась, почему учитель не использовал в качестве примера горячую воду, — она была слишком молода, чтобы знать об огромном значении кофе в жизни взрослых. Даже сейчас она не сказала бы наверняка, какой кофе хороший, а какой нет. Она просто соглашается с тем, с кем пьет этот кофе.

И вот она берет в руки чашку кофе. Он слишком горячий, чтобы пить его даже маленькими глотками. Ставит чашку на пол и наливает другую. Эту она также ставит у своих ног. Очень осторожно, стараясь не расплескать кофе. В квартире семь чашек, должно хватить. Она ставит кофейник обратно на плиту и чувствует, как пар от двух чашек на полу касается ее лодыжек. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы прогреть квартиру и где можно хранить чашки летом. Она рада, что теперь пьет черный кофе. Если бы пришлось добавлять молоко, кофе значительно охладился бы. А может, и нет. Если, например, молоко выступит как изолирующий слой, не давая кофе остывать слишком быстро. Кто знает?

Она ставит на пол третью и четвертую чашки кофе, и замечает, что первые две чашки, похоже, остыли. Присев на корточки, она держит над ними руку, но не чувствует, чтобы над ними поднимался пар. Она словно врач «Скорой помощи», который пытается уловить признаки жизни. Если бы у нее было маленькое зеркальце, она поднесла бы его к чашке, как ко рту умирающего, проверяя, осталась ли там хоть капля пара. Но пара нет, он улетучился. Она выливает остывший кофе в раковину и наливает из кофейника новую порцию. Возможно, ее эксперимент не даст результата, но она так просто не сдастся. В Мельбурне, рядом с ее старым домом, есть паб под названием «Настойчивость)». Прямо через дорогу от паба, который называется «Тщетный труд». Она вспоминает бесконечные дни, проведенные в садике на крыше «Тщетного труда», где они прятались от солнца под парусиновыми зонтами и, вопреки здравому смыслу, надеялись, что понедельник никогда не наступит. Интересно, вернется ли она когда-нибудь туда?

Прошло два часа и двадцать минут, пока она перепробовала множество комбинаций (наполняла все кружки наполовину, ставила только что наполненную кружку рядом с остывающей и так далее) и наконец сдалась. Ей стало немного теплее по сравнению с тем, как было раньше, вероятно, благодаря всем этим наклонам и приседаниям. И, во всяком случае, она скоротала этот день. Она могла бы заниматься этим всю жизнь — отмерять свою жизнь в кофейных кружках. Ее руки, выливающие кофе в раковину, такие бледные — веснушки поблекли, она теряет свои индивидуальные черты. Когда она встает на цыпочки, чтобы поставить кофейник обратно на полку, ноги дрожат от напряжения. Она сжимает колени, пытаясь удержаться на ногах, но мышцы все равно дрожат и расслабляются. Возможно, ее тело просто откажет: так мало от него здесь требуется.

Она продолжает изучать квартиру. Она взяла на себя обязательства исследовать каждую вещь в этом пространстве, заглянуть в каждый шкаф, открыть каждую банку. Она уже дважды таким образом обошла квартиру по кругу и, хотя до сих пор не обнаружила ничего необычного, не готова отступить от своего. Объяснение случившемуся где-то прячется. Под раковиной в кухне она находит упаковку коротких свечек из ИКЕА. Взяв ее в руки, она вспоминает, как в начале года держала точно такую же. Эти две упаковки, скорее всего, доставили с одной и той же фабрики, но одна оказалась в ее доме в Мельбурне, а другая — под раковиной у Энди. Если бы только ее также можно было упаковать и без всяких церемоний вернуть в ее собственную жизнь. Нечестно, что эти неодушевленные предметы быта могут путешествовать по миру, а она так ограничена.

Открыв упаковку, она достает горсть свечей. Ставит их в ряд вдоль книжной полки и еще один ряд — вдоль подоконника. Когда Она зажигает все выставленные свечи, пламя тянется к потолку. Она думает о своем стареньком доме. В нем такие же высокие потолки, только стены обрамлены бордюром из картин примерно в футе от верха: она провела немало дождливых выходных, выискивая в магазинах эти репродукции.

В квартире Энди стены Голые. Когда она спросила почему, он только рассмеялся в ответ: «У меня есть ты, и я смотрю только на тебя. Все остальное будет отвлекать».