Берлинский синдром

— Ничего. В конце концов пришел отец. Он посадил меня на плечи, чтобы отнести домой, и понял, что произошло. Я навсегда запомнил, как мы тогда возвращались домой. Мне пришлось бежать, чтобы не отстать от него, и мокрые брюки терлись о ноги. Я чувствовал только запах мочи и думал, что все смеются надо мной. Я был очень зол на мать за то, что она оставила меня в детском саду.

— Это же было так давно. И наверняка она сделала так не специально.

— Но ведь сделала!

Клэр встает, поднимает обе руки, затем наклоняется, касаясь пальцев ног:

— Возможно, у нее была причина. — Ее голос приглушают колени, и, когда она выпрямляется, у нее раскрасневшееся лицо. — Даже не сомневаюсь, что она забыла тебя не просто так.

Конечно, она его не забыла. Возможно, ей было бы легче, если бы забыла.

— Бабушка болела. И мать поехала на поезде в Ганновер, чтобы навестить ее.

— В Западную Германию? — Она перестает выполнять упражнение. — Разве можно было просто взять и поехать?

Западная Германия. Все еще звучит как вымышленное далекое место, куда никто никогда не добирался и никогда не возвращался оттуда. Почему он решил, что Клэр сможет понять, каково это было тогда?

— Некоторые ездили. В общем-то, было не так уж и трудно. Клэр, все было не так, как ты думаешь. Люди постоянно ездили в Западную Германию и возвращались обратно. Мы же не в тюрьме жили.

Как только слово «тюрьма» слетает с его губ, он жалеет, что произнес его. Но она ничего не говорит, только продолжает вставать на вытяжку и кланяться перед телевизионной башней.

— Клэр, у меня для тебя сегодня два подарка.

Он входит в гостиную из коридора, держа руки за спиной.

— Только два?

Его подарки начинают раздражать. Она надеялась, что он устанет от нее. Что их отношения станут такими же, как у любой пары: они начнут отдаляться друг от друга, и их различия станут несовместимыми. И он отопрет дверь. Но его воодушевление по поводу сложившейся ситуации не ослабевает. Почти как в анекдоте: «Когда же ты откроешь дверь? — Когда ты будешь готова уйти». Поэтому теперь она отвечает с ноткой упрямства и ждет, что будет дальше.

— Клэр, ты неисправимая пессимистка. Большинство людей были бы счастливы, если бы им приносили домой два подарка в день.

— Большинство людей были бы счастливы, если бы их не запирали на целый день в квартире.

На его лице появляется раздражение, но он сдерживается, и ей становится легче. Иногда подобное замечание так злило его, что он переставал разговаривать с ней, притворялся, что ее вообще нет в комнате. Нехорошо, когда ты невидимка для единственного человека, которого можешь видеть.

— Давай больше не будем об этом. Ты же знаешь, так будет лучше.

Она пристально смотрит на него, пока он не отводит взгляд, но, когда он так делает, раздражение вспыхивает у нее. Неужели он не понимает ее?

— Итак, какая рука — левая или правая?

Она медлит. Хотя какая разница.

— Правая.

— Прекрасный выбор.

Он протягивает ей бумажный пакет, и она садится за стол, чтобы открыть его. Внутри лежит книга с бумажными моделями. «Великие здания коммунистической эпохи». Она листает книгу и видит, что каждое здание сделано плоским и его можно «выбить» из картонного листа и построить, такой маленький город вдохновляющей архитектуры.

— Энди, это невероятно! — Она не может скрыть восторг.

Некоторые здания она уже видела — среди них ее любимые телевизионные башни, о других даже никогда и не слышала.

— Смотри! — Она указывает на Дворец бракосочетания в Тбилиси, в Грузии. Его стены закругляются сами по себе, сохраняя вертикальную линию, и каким-то образом оно наводит на мысль о поклонении, не говоря при этом какому богу, если вообще нужен какой-то. — А это словно сложено из брусков для игры в дженгу. — И она указывает на Министерство автомобильных дорог на берегу реки Мтквари.

— Я так и думал, что тебе понравится. — Он улыбается. — Там даже есть Дворец Республики. — Он берет у нее книгу и листает ее, пока не находит нужную страницу, затем отдает ей обратно.

Она сразу узнает это здание, его тонированные окна ничего не отражают, словно в них вставлены не стекла, а медные листы. Интересно, наверное, сейчас оно уже полностью демонтировано. Картинка возвращает ее в следующий день после встречи с Энди, в тот день, когда она решила, что пора уезжать из Берлина.

— А что было в другой руке?

Наклонившись, он поднимает другой пакет и передает ей.

Для своего размера он тяжелый, и на ощупь кажется, что в нем лежит граната. Странная ассоциация, потому что она никогда не видела гранату, не говоря уже о том, чтобы держать ее в руках, но именно это сравнение приходит ей на ум, и на мгновение возникает желание, чтобы он вручил ей именно гранату: выход для них обоих. Согласилась бы она? Но когда она открывает пакет, то находит в нем жестяную банку с медом из эвкрифии и понимает, что даже если она швырнет ее в окно, то самое большое, чего она достигнет, — это разбитое стекло и липкое месиво на асфальте во дворе.