Берлинский синдром

Она чувствует его жар. Он не смешивается с остальным воздухом. Глазурь пота ложится между ее грудей и вокруг промежности. Она отдала бы все на свете, чтобы легкий ветерок разогнал это затишье и снова смешал его пульсирующий жар с окружающим воздухом. Она сдергивает с себя простыню, и на мгновение, когда пот испаряется, прохлада маняще касается ее тела. Он берет простыню и машет ею так, что она вздымается над их телами, как парашют.

— Слишком душно, чтобы уснуть. — Он отпускает простыню и на ощупь находит ее руку. — Идем.

В гостиной он включает свет, ставит пластинку Нины Симон[26]. Стоя у окна, она закуривает сигарету, затягивается и тушит ее. На телевизионную башню не влияет моросящий дождик, который пристает к городу. Клэр разочарована: она надеялась, что башня немного сникнет.

— Мы можем построить целый город, — кричит он с того места, где сидит на полу.

Книга по советской архитектуре раскрыта перед ним, и он выбивает одну из картонных заготовок с ее креплений на странице. Клэр опускается рядом с ним на корточки, и он целует ее в плечо. Она наблюдает, как он рвет картон вдоль перфорации, стараясь сохранить все язычки. Он выбрал Дворец республики. Его форма проще простого, и уже через несколько минут дворец стоит на полу, как большая обувная коробка.

— Твоя очередь.

Она перелистывает страницы и выбирает страшный Народный дом в Бухаресте. Слишком большой для одной страницы, он нарисован на развороте: такой затмит все остальные здания. Она аккуратно сгибает картон вдоль линии и вставляет язычки в пазы.

— Им пришлось трижды перестраивать центральные лестницы, — рассказывает она Энди. — Память уносит ее к прыщавому гиду с кадыком, подпрыгивающим над красным галстуком из полиэстера. Тощими руками он указывает на сдвоенную лестницу, словно стюард показывает, где находятся выходы. — Очевидно, Чаушеску хотел идти по одной лестнице, в то время как его жена спускалась бы по лестнице напротив, и они все время смотрели бы друг другу в глаза. Но его жена была выше его ростом, поэтому строителям пришлось изменить высоту его лестницы, чтобы она не смотрела на него сверху вниз и чтобы они все равно оказались внизу в одно и то же время.

— От коротышек всегда одни неприятности, — смеясь, говорит он.

Она не согласна.

Они собирают модели, пока от книги ничего не остается, зато пол уставлен зданиями. Он смешал им мятные джулепы, и когда утреннее солнце врывается в комнату, на миниатюрный мегаполис падают зеленые тени от кувшина с остатками мяты и оставленных где попало стаканов. Она наблюдает, как Энди расставляет здания вдоль половиц, создавая миниатюрные улочки и бульвары. Он то и дело посматривает на нее, словно в поисках ее одобрения, и она ловит себя на том, что охотно одобряет. Она узнает эмоцию, которая обвивается вокруг ее лодыжек, поднимается по ногам к бедрам, целится в сердце. Она вполне довольна. Но это чувство так близко к счастью, что она стряхивает его и возвращается в постель.

*

Акцент Клэр ужасен, и Энди хочется смеяться,

— Ich mochte ein Kaffee, bitte[27].

— Nein, ich mochte ein-en Kaffee, bitte [28].

— Einen[29]. — Она повторяет с той же выразительностью, что и он. — Потому что это винительный падеж, да?

— Ja, sehr gut[30]. — Он встает из-за стола и, наклонившись, целует ее в лоб. — Кофе? Или ты предпочитаешь пиво?

— Гм… пожалуй, пиво. Сегодня я уже выпила два кофе, и так нервы на пределе.

— Тогда пиво, мы же не хотим, чтобы ты лезла на стены.

Он идет в кухню и достает из холодильника два пива. Он чувствует, что этот день может до бесконечности идти кувырком, и ему не хочется, чтобы завтра было таким же.

— Ты неплохо учишь немецкому. Его легче преподавать, чем английский?

— Насчет «легче» не знаю, — отвечает он, возвращаясь к столу и протягивая ей пиво. — Но я определенно предпочитаю его.

— Почему? — Она берет банку пива и чокается с его банкой.

— Потому что я научу этому языку тебя.

— Хороший ответ. — Она улыбается. — Но знаешь, что мне непонятно… как ты выучил английский? Я думала, что в школе у вас был только русский.

— Мы правда учили русский язык, он относился к обязательным предметам. Но, честно говоря, он мало кого интересовал. Английский предлагался факультативно, и всем было понятно, что от него будет больше пользы, хотя никто и подумать не мог, что Стена когда-нибудь рухнет. — Он садится и проводит влажным от конденсата пальцем по ее руке. У нее такие красивые руки. — И еще, наверное, потому… что мой отец был учителем английского языка, хотя его больше интересовала литература, чем язык.

Он вспоминает, как отец сидел в своем кресле с включенной лампой и раскрытой книгой на коленях. Он всегда читал английские книги, но Энди никогда не спрашивал, о чем они. Романы, наверное, но с уверенностью утверждать не мог. Сейчас отец покупает книги через Интернет и каждый раз удивляется, как быстро их доставляют.