Берлинский синдром

Интересно, а как он звучит для Энди. Голос никогда не звучит для человека так же, как он звучит для других Она знает это по сообщению, которое записала на свою голосовую почту. В записи голос звучит ниже, чем… чем что? Ниже, чем должен звучать? Ниже, чем ей кажется? Что ближе к истине: звук твоего голоса, как его слышишь ты или как его слышит кто-то другой? Каково это, когда компанию тебе составляет не только комнатное растение? Тот, кто ответит на ее вопросы, услышит ее голос и скажет ей, если он будет звучать неправильно.

— Это мой голос? — спрашивает она себя вслух — Или это мой голос? — Поймав себя на том, что ждет ответа, она мотает головой. — Вот дерьмо, я схожу с ума.

Она лежит на полу, уперев взгляд в потолок. Энди проходит через комнату к стереосистеме. В проигрывателе нет пластинки, но громкость включена на максимум. Такое ощущение, что находишься внутри раковины, а вокруг шумит океан. Он убавляет громкость, и динамики замолкают: больше не слышно ни шепота, ни потрескивания.

— Клэр?

Она даже не пошевелилась. Лежит на спине, заложив руку под голову. Другая рука подносит ко рту папиросу. Эту руку она держит возле самых губ.

— Да?

На ней только его футболка и ее трусики. Серые шерстяные носки плотно облегают ноги.

— Что делаешь?

Она поднимает одну ногу и ставит ступню на пол. Тушит папиросу в чашке с чаем, которая стоит тут же, рядом с ней, и кладет под голову обе руки:

— Жду.

Он стоит около нее, и его ступни совсем близко от ее согнутого локтя.

— Чего ждешь?

Она смотрит на него, и ее взгляд ничего не выражает.

— Тебя, Энди. Я жду тебя.

— Ну, теперь можешь прекратить свое занятие.

Он переступает через нее, и она оказывается между его ног. Он протягивает ей руку, чтобы помочь подняться, но она не хватается за нее.

— Ладно тебе, Клэр. Вставай.

Она не встает, и это раздражает его.

Он слегка подталкивает ее ногой:

— Клэр. — Он старается сохранить приветливый тон. — Клэр, ну, вставай же.

Она никак не хочет ни шевелиться, ни даже просто смотреть на него. Не хочет замечать его присутствие.

Он опускается на колени, она по-прежнему лежит между его ногами. Удерживая ее взгляд, он расстегивает пряжку ремня и джинсы. Он непременно хочет убедиться, что она знает о его присутствии. Подавшись вперед, он опирается на руку рядом с ее головой, а другой стаскивает с себя трусы. Его движения несколько неуклюжи, и он не хочет, чтобы она заметила это. Но она по-прежнему не шевелится.

Наклонившись, он целует ее в шею. Раздвинув колени шире, усаживается на нее. Теперь он не видит ее глаза и радуется этому. Прикрыв глаза, он отодвигает в сторону ее трусики и чувствует, какая она влажная.

— Ты ждала меня, — шепчет он и стремительно входит в нее, еще больше возбуждаясь от того, как ее тело приветствует его.

Толчок, еще толчок. Коленям на полу неудобно, но ее тело отвечает. Слишком быстро он позволяет себе кончить, он не пытается сдержаться и выпускает из себя все до последней капли, затем, усталый, опускается на нее. Он лежит на ней, дожидаясь, когда восстановится дыхание, прислушиваясь к тишине квартиры, потом заставляет себя подняться с пола. Он стоит рядом с ней, застегивая джинсы.

Она смотрит на него, и он понимает, что ее изначальное положение совсем не изменилось. Ее руки по-прежнему заложены под голову.

— Что? — Раздраженный, он швыряет ей этот вопрос.

— Ничего. — Она заставляет себя сесть и тянется за папиросной бумагой и табаком.

Ногой он отшвыривает их в сторону и попадает ботинком по ее руке.

— Ой! — Она с визгом отдергивает руку и трясет ею, будто стараясь стряхнуть удивление от внезапной боли. — Больно!

— Не надо так много курить.

Хочется схватить ее и вышвырнуть из комнаты, но он не делает так. Он больше не будет участвовать в этом. Да что с ней? Она не такая, какой обещала быть. Уходя, он хлопает входной дверью.

Он направляется к реке, над деревьями видна дуга колеса обозрения. Оказавшись на мосту, он почти бежит и все равно не может уйти достаточно далеко. Только дойдя до парка, он замедляет шаг. Затем сидит на скамейке, наблюдает за детьми: на площадке они забираются на лесенки и с криками съезжают с пластмассовой горки.

— Я спущусь быстрее, чем ты!

— Ты меня не поймаешь!

Он не может отвести взгляда от этих детей. Замечает, что они не смотрят друг на друга: они слишком заняты собственной траекторией движения и обращают внимание только на то, за что бы ухватиться в следующий раз, на какую ногу спрыгнуть.

Надо перестать глазеть на них, иначе люди решат, что он странный. Он встает со скамейки и идет прочь от детской площадки к деревьям. Осторожно опускается на землю, гадая, сырая она или просто прохладная. Растянувшись на спине, он сцепляет руки за головой. До него все еще долетают крики детей, один мальчишка командует больше, чем остальные. Он думает о Клэр, вот так же лежащей на полу в квартире. Интересно, она и сейчас лежит, ожидая его возвращения?