Берлинский синдром

Она чувствует приступ тошноты. Мама Энди. В животе возникает ощущение тяжести, ее вот-вот вырвет. Она протягивает руку к двери, как будто хочет ее открыть, но, конечно, не может.

Она убирает руку и прислоняется к двери головой. При этом раздается негромкий глухой стук, и, услышав его, мать Энди говорит с большей настойчивостью:

— Андреас? Эй? 1st jemand da?[36] Есть тут кто?

— Привет. — Это слово само слетает с губ Клэр, и непрошеного приветствия достаточно, чтобы вызвать ответ.

— Привет? Wiirden Sie mich bitte hereinlassen? Ich bin Andreas' Mutter[37].

— Tut mir Leid, aber ich spreche Englisch[38].

Извиняясь, она надеется, что мама Энди поймет безнадежность этого разговора и уйдет. Он не захочет видеть свою мать, в этом она уверена. Ингрид не может оставаться здесь, не может находиться здесь, когда он вернется.

— Вы говорите по-английски? Андреас живет здесь? Андреас. Женщина постоянно повторяет это имя, и оно звучит как совершенно чужое. Может ли человек по имени Андреас быть менее сложным, чем тот, кого зовут Энди? Ей нельзя разговаривать с его матерью: он будет в ярости. Но она не может и лгать.

— Да.

Молчание.

— Меня зовут Ингрид. Я мама Андреаса. Можно я войду?

— Нет, к сожалению, нельзя.

И это правда. Она довольна, что ей не приходится выкручиваться.

— Вы не можете меня впустить?

— Нет.

— Так вы девушка Андреаса? — Пауза. — Или его жена?

Клэр представляет свадьбу, на которой эта женщина и отец Андреаса, заплаканные от счастья, будут сидеть на церковной скамье и обмениваться поздравлениями и объятиями с ее матерью.

— Да, его девушка. — Фраза звучит так, словно она говорит на неродном языке.

— Простите, я не хотела показаться грубой.

— Все в порядке. — Она сама удивляется легкости своего голоса. Он звучит почти жизнерадостно. — Я его девушка.

— Прекрасно. Я имею в виду, я рада, что у него есть девушка. — Пауза. Как вас зовут?

— Клэр.

— Клэр. Очень красивое имя.

— Спасибо. — Ей нравится, как развивается разговор.

Она ни разу не сказала чего-то неправильного.

— Клэр, когда Андреас вернется домой? Мне бы очень хотелось повидаться с ним. Можно я подожду его в квартире?

— Я не знаю точно, когда он вернется. И его нельзя ждать здесь.

— Почему?

Она уже подумывает о том, чтобы вернуться на свое место на подоконнике и спросить телевизионную башню, как именно ей следует поступить. Она не помнит, как выглядит сегодня. Возможно, Ингрид не ожидает, что она будет выглядеть именно так. Клэр почти раздета и уж точно одета не так, как нужно для встречи с матерью Энди. Она не может отпереть дверь.

— Это плохая затея, — говорит она. — Мы не принимаем гостей.

И нгрид не сразу нашлась что ответить.

— Ну… может, тогда вы скажете ему, что я приходила? Я недолго пробуду в Берлине, но очень хотелось бы увидеть его. И еще, Клэр, мне хотелось бы познакомиться с вами, как подобает.

Она думает, что тоже хотела бы познакомиться с Ингрид. В конце концов, она же какая-никакая, но мать. И у Клэр накопилось много вопросов к любой матери. Но, наверное, будет лучше просто спросить у себя самой.

— И нгрид, по-моему, он не захочет видеть вас. И я не могу обещать, что скажу ему о вашем визите. Не хочу расстраивать его.

— Но он же мой сын, Клэр. Я хочу увидеть его.

— Я понимаю.

По обе стороны двери повисло молчание. Она гадает, когда Энди вернется домой. Водит ладонями по глянцевой поверхности двери; интересно, мать Энди делает так же?

— Вы ведь не видели его с тех пор, как он был ребенком, так?

Ингрид долго не отвечает, и Клэр уже начинает сомневаться, не ушла ли та.

— Так. Но прошло уже столько времени.

Молчание льется через край, и она смакует его: приятно что-то делить с другим человеком

— Тогда все было очень непросто, со Стеной и… и с тем, как сложилась жизнь, — продолжает Ингрид. — Получилось совсем не так, как я хотела.

— Вы бросили его здесь?

— Да.

Ингрид вздыхает, и Клэр хочется взять ее за руку.

— Ингрид, вам, пожалуй, пора идти. По-моему, будет нехорошо, если он застанет вас здесь. Он все еще очень расстроен тем, что вы уехали, и не хочет видеть вас. — Слова так и льются, и она слишком много говорит. Ей не следует ничего объяснять: Энди рассердится, если узнает.

— Клэр, у вас все хорошо?

А Ингрид говорит совсем как ее мама: слова переполнены участием, и голос, пробившись за дверь, устремляется к Клэр, чтобы поцеловать ее в щеку. И она не может говорить, горло сжимается, а глаза становятся слишком велики для головы.

— Клэр?

Она больше не может разговаривать с его матерью. А вдруг она скажет что-то не то, тогда лучше и не представлять, что последует дальше.

— Все нормально, — шепчет она тихим голосом и снова натягивает поводья, и ее голос крепнет. — Я в порядке, и у нас все хорошо.

— Ну, если вы в этом уверены…

Она ничего не говорит.

— Клэр, я оставлю Андреасу записку. Там мои контакты, и он сможет связаться со мной. Вам не нужно ничего говорить, просто передайте ему ее.

Она слушает, как Ингрид роется в сумочке в поисках ручки. Слышит, как та царапает слова на листке, приложенном к другой стороне двери. Внизу раздается шуршание, и листок бумаги проталкивается под дверь.