Читаем Беседы о литературе: Запад полностью

О проблеме Вергилия блестяще написал в одной из немногочисленных своих статей Сергей Ошеров, поэт-переводчик, который кроме переводов почти ничего не издавал. Всё-таки одну статью о Вергилии он написал. Она называется «История, судьба и человек в “Энеиде” Вергилия». Итак, Ошеров говорит о том, что перед Вергилием встает проблема Великого Инквизитора. Чем дальше работает он над «Энеидой», тем лучше понимает неспособность политического мессианизма, обоготворяющего государство и правителя, решить проблемы личности и свободы. Вергилий попадает в тупик. Идеология давит на личность. В результате личность человека, его индивидуальность, его внутренний мир, его свобода – всё окажется раздавленным идеологией. За двадцать веков до тоталитарных систем XX века, в которых всё это было реализовано, Публий Вергилий Марон увидел, до какой степени страшна такая идеология, понял, до какой степени больно за личность, за живого человека, который призван быть свободным. Отсюда – бесконечная боль последних книг, там, где описывается единоборство между Энеем и Турном, там, где описывается война, которую ведут эти два героя друг с другом. Эти тексты, эти книги, эти страницы больно читать. И когда их читаешь с болью, то хочешь не хочешь, а задумываешься над тем, как больно было их писать поэту. Я приведу всего лишь несколько строк из текста, который, повторяю, читать больно.

Вытащить хочет Паллант копье из раны – но тщетно:Кровь из тела и жизнь одним путем утекают.Раною вниз умирающий пал; загремели доспехи;К вражьей земле он приник обагренными кровью губами.[185]Полон радости Турн и горд прекрасной добычей.О человеческий дух! Судьбы он не знает грядущей,Меры не может блюсти, хоть на миг вознесенный удачей!Время настанет – и Турн согласится цену любуюДать, лишь бы жив был Паллант, и добычу и день поединкаСам проклянет. Аркадцы кладут, стеная и плача,Юноши тело на щит, и друзья уносят героя.Вновь ты вернешься домой, о родителя горе и гордость!Тот же унес тебя день, который в битву отправил,Но и короткий свой путь ты устлал телами убитых.[186]

Вот как описывается война у Вергилия. Прав, несомненно прав был Михаил Гаспаров, когда воскликнул: «Война у Вергилия много страшнее, чем у Гомера!» Трагизм «Энеиды» – пределен. Читаешь эти строки – и руки дрожат, и сердце болит. И не может не быть больно от этого текста. Поэт зашел в тупик, он оказался перед той самой проблемой, перед которой в XIX веке окажется Достоевский. Счастье, которое создается для миллионов, счастье, которое куется для всех мудрым правителем при помощи мудрой идеологии, обрекает на катастрофу живого человека, живую личность, живую индивидуальность. Все вместе счастливы и пребывают в полном восторге, но каждый человек в отдельности бесконечно несчастен, потому что лишен своего «Я», обезличен и растоптан.

«Именно потому, – говорит Сергей Ошеров, – что Вергилий потерпел неудачу, именно потому, что он не сумел выполнить тот заказ, который был дан ему Августом, он написал поэму, которая не умерла, поэму, которую вот уже два тысячелетия читают и будут еще читать долго». Написал поэму, в которой сумел рассказать совсем не о той миссии, к которой призван Рим, и не о той славе, которую стяжает вождь нового Рима Август, а о бесконечности человеческой боли, о том, как больно бывает живому человеку, когда он оказывается раздавлен государством и идеологией, раздавлен тем самым счастьем, которое создается для всех без исключения. Именно потому, что Вергилий потерпел неудачу, выполняя заказ Августа, он вошел в историю, а «Энеида» его сохранилась.

Надо сказать, что был у Вергилия один современник – поэт, которого звали Рабирий. Он написал еще одну поэму на заказ, в которой рассказывал о войнах, что вел Август. До нас от этой поэмы не дошло ни строки, о поэте мы знаем только его имя. Но вот его-то работа увенчалась успехом. Он сумел выполнить заказ принцепса, заказ Октавиана. Но зато не сумел ответить хотя бы частично на те «проклятые» вопросы человечества, на которые дал ответ Вергилий в своей действительно «навсегда живой», как говорит Сергей Александрович Ошеров, поэме.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность
Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Новая книга Наума Александровича Синдаловского наверняка станет популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времён Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.Читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это новый словарь, искусно «наращенный» на материал справочника десятилетней давности. Он по объёму в два раза превосходит предыдущий, включая почти 6 тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д., существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых автор черпал материал. И наконец, в новом словаре гораздо больше сведений, которые обычно интересны читателю – это рассказы о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Наум Александрович Синдаловский

Языкознание, иностранные языки