Беседы о литературе: Запад

Я хотел бы провести параллель между тем, чтó Вы говорили о Верхарне, и творчеством Густава Малера, где очень чувствуется такая же катастрофичность. А перевод Верхарна еще и потому труден, что формальное совершенство стиха не дает переводить.

Спасибо Вам за оба замечания, они чрезвычайно ценны. Но, во-первых, не один Верхарн был таким блестящим мастером формы. Данте тоже мастер формы, но, тем не менее, для Лозинского оказалось возможным создать русскую «Божественную комедию». И многие другие поэты, в том числе французские, блестяще переводимы на русский язык, хотя по форме они не менее сложны, чем Верхарн. И тот же Бодлер, бесконечно трудный по форме, всё-таки переведен и читается по-русски, а вот Верхарн по-русски не читается. У меня сейчас лежат на моем столе две книги: одна французская, другая русская. Честно говоря, мне не хочется открывать русскую книгу, хотя я понимаю, что это надо сделать. Мне представляется, что переводчики потому не смогли нам дать русского Верхарна, что они принадлежали уже не христианской цивилизации, они уже не были христианами. В то время как Верхарн (повторяю, он умер в 1916 году), считая, что его цивилизация обречена, тем не менее к ней принадлежал.

Что же касается Густава Малера, то это сравнение действительно по-настоящему серьезное, очень глубокое и важное. Малер так же чувствовал трагичность эпохи, так же передал XX век в своей музыке во всех аспектах жизни, не ограничился чем-то одним, не поддался соблазну стилизации, это верно. И тоже, пожалуй, считал ту культуру, ту цивилизацию, в целом тот мир, к которому он принадлежит, уходящим. Мы не можем с вами судить художников за то, что они придерживались этой точки зрения. Я сейчас вспоминаю шестидесятые-семидесятые годы и могу сказать, что тогда в большинстве своем люди считали прошлое уходящим, культуру и цивилизацию XIX века – умирающими. Помню, как один литературный критик написал в ненапечатанной, конечно, статье на рубеже шестидесятых и семидесятых годов, что русская поэзия окончательно умерла: раз умерла Ахматова, раз умер Пастернак, значит, больше нет русской поэзии. Даже в шестидесятые-семидесятые годы у многих из нас была именно эта точка зрения.

Вы не можете прокомментировать строчки Владимира Маяковского: «Сегодня на Верхарна обиделись небеса. Думает небо – дай зашибу его! Господи, кому теперь писать? Неужели Шебуеву?»

Знаете, почему так писал Маяковский – о том, что небеса обиделись на Верхарна? Может быть, потому, что небо в стихах Верхарна то застлано тучами, то загажено дымом заводских труб. Это ведь один из постоянных образов в поэзии Верхарна – небо, загаженное трубами. Когда мне было шестнадцать-семнадцать лет, я вообще не мог читать эти стихи, потому что мне казалось, что XX век заслуживает не того, чтобы о нем говорить в стихах, а того, чтобы о нем не думать, того, чтобы жить, его не замечая. Так считал я, так считали очень многие люди в те времена. А вот Верхарн так не считал. Мы считали нужным не замечать XX век, делать вид, что он к нам не относится, а Эмиль Верхарн честно говорил о том, что жить вне XX века невозможно.

До революции была сильная Московская патриархия. Почему так произошло, что после революции пошло деление и появилась Зарубежная Церковь? И в данный момент, например, после распада Союза раскол Украинской Церкви и появление Киевского патриархата…