Беседы о литературе: Запад

Честно говоря, я очень боюсь вот этой тенденции, которая сейчас заявляет о себе: подняться к Богу, минуя поэзию, минуя литературу, минуя живопись, отвергнуть искусство как языческое. Я этого очень боюсь. Потому что через искусство, через культуру с нами говорит Бог. Через уста поэта Он Сам зачастую обращается к нам, особенно когда молчат богословы. А таковой как раз была эпоха Данте – эпоха, когда богословы вели ученые диспуты в университетах, когда богословы писали многотомные трактаты, исследуя одно какое-нибудь слово или один богословский термин, когда богословы и религиозные мыслители создавали науку друг для друга, забывая о том, что Христос пришел не на богословский факультет, а к простым галилейским рыбакам, к их женам и детям, для того чтобы возвещать правду Божью всем и каждому, а не только избранным, не только элите.

«Правда Божья» – это выражение, которое очень дорого Данте и как поэту, и как христианину. Конечно, повторю еще раз, невозможно в краткой беседе рассказать о творчестве такого удивительного поэта достаточно полно и содержательно. Моя сегодняшняя цель заключалась не в этом. Она была в том, чтобы поставить вопрос о Данте как о христианине, как о верующем человеке, который свидетельствует о своей вере в Бога и о своей любви к Евангелию.

Не кажется ли Вам, что те сегодняшние тенденции, о которых Вы упомянули, заключаются в том, чтобы оторвать, отделить Церковь от народа, загнать ее в какие-то резервации, оторвать ее от творческой интеллигенции, которая через свое творчество пытается найти ответ на вопросы о смысле жизни? И вот в этом разделении, отделении Церкви от народа я вижу суть всех попыток политизации, идеологизации, отрыва от культурного наследия.

Да, наверное, так. И не случайно сегодняшний разговор о Данте вывел нас на размышления о современной ситуации. Потому что Данте – это как раз такой поэт, который пытался при помощи творчества, чисто поэтическими средствами ответить на вопросы о смысле жизни, о сущности бытия – на вопросы, которые мучили его современников, которые всегда мучают людей и на которые в то время не находили ответа богословы.

Сторонники духовного образования только по святым отцам, видимо, считают себя настоящими православными христианами. Хотелось бы напомнить, что в новом коммунистическом законе о свободе совести[19], в статье «О ликвидации религиозного объединения», одним из оснований для ликвидации является препятствование обязательному образованию, и при благоприятных условиях коммунисты этим воспользуются и запретят Православную Церковь.

Я согласен с Вами. Действительно, это существенный момент, на который многие, мне кажется, как-то не обратили внимания. Действительно, там говорится о том, что тот, кто препятствует образованию, ставит свое религиозное объединение под угрозу: оно может быть из-за этого закрыто. А мы, увы, сегодня видим, что многие люди, особенно недавно пришедшие в Церковь, почему-то утверждают, что не нужна ни литература, ни музыка, ни живопись. Хотя, что касается отцов первых веков, особенно Златоуста, и Василия Великого, и Григория Богослова, и многих других, они были потрясающими, тончайшими и блестящими знатоками древнегреческой литературы. А латинские отцы, в свою очередь, блестяще знали древнеримскую литературу – так, как сегодня не снилось ни одному филологу-классику, ни одному специалисту в области античной литературы. Так знали ее Златоуст или Амвросий Медиоланский, Василий Великий или Августин. Вот это тоже надо учесть и иметь в виду. А то получается, родные мои, что мы очень обедняем нашу веру, обедняем те способы, пользуясь которыми можно прикоснуться к Богу.

Беседа третья 22 июля 1997 года

Сегодня мне хочется продолжить тот разговор, который мы начали в одной из прошлых бесед – разговор о Данте Алигьери и о его творчестве, о его жизни, о его вере.