Беседы о литературе: Запад

У Данте очень яркие описания Ада и всяких мук грешников. Но в свете современного христианского сознания, которое, вероятно, изменяется с историей и с процессом богопознания, следует ли признавать Ад? Или современное христианское сознание уже отказалось от этого понятия? Иногда просто трактуют это в том смысле, что человек после смерти отторгнут от Бога.

Начнем с того, что тот Ад, о котором говорит Данте в своей поэме, – это не тот Ад, в который, быть может, мы попадаем после смерти. Это тот Ад, через который необходимо пройти при жизни, это те муки совести, которые абсолютно необходимо пережить каждому из нас, чтобы стать действительно человеком. Повторяю, чтение Дантовского «Ада» – это чтение духовное. Оно как лестница. Потому что Данте помогает нам именно теми яркими картинами, которые он рисует, иногда даже физиологически грубыми. Поймите, что это человек, который жил на заре Возрождения. Этими картинами он помогает нам заглянуть в глубины собственного «я», возненавидеть ту грязь, которая есть у нас внутри, и выкарабкаться из нее, выйти навстречу свету.

Скажите, пожалуйста, можно ли спастись, читая только отцов Церкви, а Данте не читать и в Ад с ним не спускаться?

Преподобный Серафим Саровский не читал Данте и даже, наверное, не слышал об этом поэте. Поэтому, мне кажется, ответ на Ваш вопрос однозначен. И блаженная Ксения тоже Данте не читала. Но тот же преподобный Серафим Саровский говорил, что учиться необходимо. Потому что одно дело – когда человеку не было дано, а совсем другое – когда человек сознательно отталкивает то, что ему было дано. Одно дело – когда человек стал простецом, потому что родился в деревне и был до тридцати лет безграмотным, другое дело – когда человек сознательно делает из себя квазипростеца, тем самым только потакая своей лени.

Мы восхищаемся духовным опытом старца Силуана, человека, который родился в деревне, прожил там свою юность и в течение всей жизни так и остался деревенским человеком на афонской горе. Конечно же, он Данте не читал. А ученик его, архимандрит Софроний, который пришел к своему авве из среды культурной, из среды людей образованных, безусловно, и читал Данте, и спускался с ним по кругам его Ада. У каждого из нас свой путь.

Если человеку не дано культуры, в этом нет никакой беды и трагедии и в этом нет никакой его личной вины. Но когда возможность дается, а мы сознательно отталкиваем от себя эту возможность, тогда мы становимся нравственными уродами, как тот князь Егорушка, которого изобразил Антон Павлович Чехов в «Цветах запоздалых»: человек, которому всё было дано, но он этим всем не воспользовался, а предпочитал бездельничать.

Нас с вами поджидает очень большая опасность – стать именно оттого нравственными инвалидами, что мы сознательно отказываемся от чтения, сознательно отказываемся от музыки, сознательно отказываемся от живописи, хотя всё это нам дается. Искусственно поставить себя в положение старца Силуана или преподобного Серафима нельзя. Уж раз мы живем в XX веке, раз мы живем в такой среде, где доступны и книги, и музыка, и живопись, мы с вами должны понять, чтó это такое. Потому что и через уста поэта, и через кисть художника, и через мысль композитора с нами говорит Бог. И затыкать уши, когда Он обращается к нам, нельзя. Для христиан это непростительно. Поэтому не будем с вами затыкать уши, когда к нам обращается этот удивительный итальянский поэт, первый из европейцев, который понял, что культура принадлежит не только тем избранным, которые сумели выучить латинский язык. Нет, она принадлежит всем тем, кто говорит только на своем родном volgare, на своем родном просторечье. И поэт, и богослов, и мыслитель должны этот простонародный язык освоить, для того чтобы обращаться не только к элите, но ко всем и к каждому.

В бытность мою на Физтехе (это было тридцать лет назад) я занимался лыжным спортом, лыжными гонками, и аналогия у нас была такая: пройти к райскому состоянию души, минуя культуру, – это как у лыжников срезать угол: вообще-то сжульничать. Надо пройти всю дистанцию, в том числе и культуру.