Беседы о литературе: Запад

Вы говорите об очень важной вещи. Об этом же неоднократно писалось применительно к гомеровской «Илиаде», переведенной Гнедичем: что перевод его поднял русский язык на новую ступень. Об этом можно много говорить и, в общем, много уже говорилось применительно к филаретовскому Синодальному переводу Священного Писания. Он поднял русский язык на новую ступень. Совершенно ясно, что некогда язык древних славян на принципиально новый уровень поднял кирилло-мефодиевский перевод. Поэтому Вы совершенно правы. Тот перевод Библии, который бы делался и, в общем, делается, конечно, в разных местах теперь, – это не в последнюю очередь подарок современному русскому языку. Потому что переводчик-библеист, передавая или пытаясь передать оттенки библейских слов средствами современного русского языка, обнаруживал бы в нем те ресурсы, о которых мы часто не подозреваем. Вообще надо сказать, что переводчик, и переводчик Священного Писания в первую очередь, но также и переводчик Данте, и переводчик Шекспира, и переводчик Гомера, всегда очень много делает именно для развития современного языка, переводя на него текст, над которым работает.

Я очень благодарна Вам за то, что Вы говорите о Данте. У меня есть только один перевод «Божественной комедии» – это перевод Михаила Лозинского. Как Вы его оцениваете?

Когда появился перевод Лозинского, все его встретили с восторгом и огромным воодушевлением. Правду говоря, за одним исключением. Исключением этим был академик Шишмарёв[17], знаменитый итальянист, блестящий знаток Данте, которого смутило в переводе Лозинского очень многое. Но я думаю, что всё-таки, сравнивая с остальными переводами, надо сказать, что перевод Лозинского лучший. Поэтому я советую читать Данте по-русски в переводе Лозинского. Если достанете перевод Бориса Зайцева, сравнивайте Лозинского и Зайцева. Это Вам даст очень много. Вообще я уже говорил об этом неоднократно, и давайте скажем об этом и применительно к Данте: когда не знаешь какого-то языка, очень важно иметь одну книгу в разных переводах. Те из нас, кто не знает греческого – а всё-таки в большинстве своем люди не знают древнегреческого языка, – чтобы постичь Евангелие вполне, могут сопоставлять разные переводы, вооружаться Синодальным и славянским текстом, переводом под редакцией владыки Кассиана (Безобразова) и современным переводом Валентины Николаевны Кузнецовой, другими переводами Нового Завета. Сличая эти переводы между собой, мы докопаемся до оригинала, даже не зная греческого языка. То же самое можно сказать и о Данте, то же самое можно сказать о Шекспире. Старайтесь сравнивать разные переводы, и Вы тогда обязательно увидите то, чтó при чтении текста по одному переводу ускользает от наших глаз.

При входе в аудиторный корпус Московского физтеха в асфальт вдавлены белые камушки и по-итальянски набиты слова Данте «Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate» – «Оставь надежду всяк сюда входящий»[18].

Ну что ж, это типично для студентов Физико-технического института, которые всегда очень много знают, которые всегда знают какие-то нестандартные вещи и которые, в общем, понимают, что учиться там, на Физтехе, чрезвычайно трудно, которые понимают, что, придя туда, они обрекли себя на совершенно особую жизнь, понимают и, в общем, гордятся этой жизнью. И, знаете, как Данте прошел через круги Ада в своей поэме и вывел в конце концов читателя на свет, так и каждый из нас, кто осилит первую треть Дантовой поэмы, на самом деле пройдет через круги того ада, который внутри нас, как говорил об этом у Достоевского старец Зосима, пройдет через круги собственного Ада и выкарабкается к солнечному свету. Это чтение – не просто погружение в поэтический мир, это чтение – не просто любование древними стихами, это чтение имеет какой-то духовный смысл. Данте проводит каждого из нас через круги собственного нашего, внутреннего Ада и выводит на свет, помогает выбраться к солнцу, помогает выбраться к Богу. Это чтение действительно духовное, потому что поэт помогает читателю видеть его, читателя, собственный Ад.