Читаем Беседы о литературе: Запад полностью

Что касается «Божественной комедии», то она издается в последнее время, в течение последних как минимум пятидесяти лет, только в переводе Лозинского. Есть много самых разных изданий, и, по-моему, эта книга достаточно доступна сегодня для читателя. Что касается самого перевода Лозинского – да, конечно, он много лучше, чем все старые переводы. Когда я учился в университете, нам всегда говорили, что это вообще образцовый перевод, что перевести какой бы то ни было текст лучше, чем это сделал Михаил Лозинский с «Божественной комедией» Данте Алигьери, просто-напросто невозможно. Сейчас я вижу, что это не так; я вижу, что да, текст Лозинского очень хорош, но, когда открываешь итальянский текст и сравниваешь русский текст Лозинского с итальянским оригиналом, сразу бросается в глаза фантастическое несовершенство перевода. Поэтому, конечно же, читайте Данте в переводе Лозинского, но помните, что это только бледный слепок с подлинной итальянской версии «Божественной комедии».

Мне кажется, что в дополнение к переводу Лозинского нужно взять другие переводы, потому что их было очень много – уже современники Пушкина, в частности, Катенин, начали переводить Данте, и в течение всего XIX века, по-моему, не было русского писателя, который бы прошел мимо Данте. Все так или иначе пытались хоть сколько-то попробовать свои силы в переводе «Божественной комедии», включая писателей уже нашего времени; так, например, Борис Зайцев в Париже перевел Данте на русский язык прозой. Так вот, если мы вооружимся всеми возможными пособиями, то, может быть, тогда мы хоть сколько-нибудь прорвемся к итальянскому тексту. Хотя, подчеркиваю, перевод Лозинского очень хорош, и тот, кто не может познакомиться с Данте по-итальянски, поразится многим местам у Лозинского. Также перевод Лозинского очень точен. Там зачастую слово соответствует слову. И если находишь у Лозинского какое-то интересное слово, а потом смотришь в итальянский текст, то непременно найдешь и в итальянском что-то очень необычное. Он и точен, и хорош, но, повторяю, когда сравниваешь его с оригиналом, то этот действительно прекрасный, возможно, лучший из имеющихся переводов не только Данте, а переводов вообще, по сравнению с оригиналом бледнеет.

Удивительное искусство, удивительное мастерство, удивительная высота поэзии, удивительный дар песнопения, конечно, резко отличают Данте от разного рода писателей-духовидцев, в том числе от Эммануила Сведенборга, о чем меня только что спрашивал один из слушателей. Думается мне, что Данте всё-таки не был духовидцем в том смысле, в котором были или выдавали себя за таковых и Сведенборг, и многие другие писатели.

Данте писал о путешествии человека по стране его собственного греха. Данте в своем «Аде» создал нечто вроде зеркала, в котором мы можем увидеть собственные пороки, превратил «Чистилище» в лестницу, по которой мы можем из них выкарабкаться, и в конце концов довел нас до «Рая», для того чтобы показать нам словесную икону Преображения Господня.


Я бы хотел сделать два замечания. Во-первых, Михаил Лозинский, по свидетельству Анны Ахматовой, начал свой перевод в больнице, когда он уже, по свидетельству врачей, должен был скоро умереть. И занимался этим долго, и фактически силой своего духа победил болезнь. Это сила воздействия высокого искусства на жизнь человеческую. А второе замечание такое: тем, кто будет читать эту поэму, может быть, стоит начать с самой последней песни, XXXIII песни «Рая» – она совершенно удивительная.

Эта вторая Ваша мысль – действительно замечательная: начать с этого песнопения в честь Матери Божьей:

О, Дева-Мать, Дочь Своего же СынаСмиренней и возвышенней всего,Предызбранная промыслом вершина,В Тебе явилось наше естествоСтоль благородным, что его ТворящийНе пренебрег твореньем стать его.В Твоей утробе стала вновь горящейЛюбовь, чьим жаром райский цвет возник,Раскрывшийся в тиши непреходящей.Здесь Ты для нас – любви полдневный миг;А в дольном мире, смертных напояя,Ты – упования живой родник.[26]

Безусловно, давайте попробуем послушаться совета нашего слушателя и начать читать «Божественную комедию» с последней песни «Рая».

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность
Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Новая книга Наума Александровича Синдаловского наверняка станет популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времён Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.Читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это новый словарь, искусно «наращенный» на материал справочника десятилетней давности. Он по объёму в два раза превосходит предыдущий, включая почти 6 тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д., существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых автор черпал материал. И наконец, в новом словаре гораздо больше сведений, которые обычно интересны читателю – это рассказы о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Наум Александрович Синдаловский

Языкознание, иностранные языки