Читаем Беседы о литературе: Запад полностью

Здесь, в этих сравнениях у Данте, мы встречаем скворцов и журавлей, аистов, голубей, селезня, сокола, грачей, жаворонка и других птиц. Встречаем мы и лягушек, и ящериц, но прежде всего – птиц:

Как жаворонок, в воздух вознесенный,Песнь пропоет и замолчит опять,Последнею отрадой утоленный…[129]

Как ныряет селезень, спасаясь от сокола, как ящерица греется на солнце, как змеи убегают от лягушки, а с другой стороны, как сами лягушки торчат «рыльцем из воды, брюшко и лапки ниже укрывая», – вот тот мир сравнений, в который погружает нас автор «Божественной комедии». Все эти сравнения очень живые, все они содержат чисто зрительные образы, и все они, в большинстве своем, навеяны какими-то литературными образцами: либо текстами Вергилия и Папиния Стация, двух особенно любимых Данте поэтов, либо латинскими переводами Аристотеля, либо «Естественной историей» Плиния Старшего, трактатом Альберта Великого De animalibus – «О животных», другими древними или средневековыми текстами. Есть сравнение, где Данте упоминает о дельфинах:

Как мореходам знак дают дельфины,Чтоб те успели уберечь свой струг,И над волнами изгибают спины…[130]

Есть сравнения, взятые и из жизни человеческой. Не только мир птиц, лягушек, ящериц или дельфинов привлекает внимание Данте. Нет, он обращается и к опыту реальной жизни простых людей, имен которых никогда, ни при каких обстоятельствах, никто не помнит. Например:

Как мать, на шум проснувшись вдруг и домУвидя, буйным пламенем объятый,Хватает сына и бежит бегом,Рубашки не накинув, помышляяНе о себе, а лишь о нем одном…[131]

Или в другом месте:

Как селянин, на хóлме отдыхая, —Когда сокроет ненадолго взглядТот, кем страна озарена земная,И комары, сменяя мух, кружат, —Долину видит полной светлякамиТам, где он жнет, где режет виноград…[132]

Или еще одно сравнение, совершенно неожиданное:

Как школьник, на уроке вопрошен,Свое желая обнаружить знанье,Рад отвечать про то, в чем искушен…[133]

Еще одна такая же мгновенная минутная зарисовка:

Как, утоленный молоком желанным,Младенец руки к матери стремит,С горячим чувством, внешне излиянным…[134]

Вот еще одно сравнение, опять-таки из жизни детей:

Как малыши, глаза потупив ниц,Стоят и слушают и, сознаваяСвою вину, не подымают лиц…[135]

Провинившиеся дети стоят перед кем-то из старших и слушают, как их ругают. А вот крестьяне танцуют во время праздника:

Как, налетевшей радостью стремимы,Те, кто крутится в пляске круговой,Поют звончей и вновь неутомимы…[136]

На страницах «Божественной комедии» перед нами открывается целый мир – мир, населенный простыми людьми: танцующими крестьянами; детьми, которые сделали что-то дурное и теперь стоят, потупя взоры, слушая, как их ругают; школьником, который радостно отвечает на уроке то, что он знает; женщиной, спасающей ребенка из горящего дома; отдыхающим крестьянином. И вновь – дельфин, жаворонок, сокол, селезень, голуби, журавли, скворцы, лягушки, птица, которая оберегает своих птенцов… Повторяю: в этих образах очень много чисто зрительного. Сразу вспоминаются иллюстрации из «Часослова герцога Беррийского» и другие картины эпохи Возрождения, особенно возрожденческая фреска, где тоже всегда присутствуют и птицы, и животные, и какие-то люди, о которых мы ничего не знаем. Не про них рассказывает художник, но на заднем плане мы обязательно увидим или пахаря, или бредущую куда-то сгорбленную старушку, или девушек, которые идут домой с цветами или снопами пшеницы в руках…

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность
Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Новая книга Наума Александровича Синдаловского наверняка станет популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времён Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.Читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это новый словарь, искусно «наращенный» на материал справочника десятилетней давности. Он по объёму в два раза превосходит предыдущий, включая почти 6 тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д., существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых автор черпал материал. И наконец, в новом словаре гораздо больше сведений, которые обычно интересны читателю – это рассказы о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Наум Александрович Синдаловский

Языкознание, иностранные языки