Читаем Беседы с Чарльзом Диккенсом полностью

Форстера я встретил в 1836-м, и мы сразу же подружились. Мы были неразлучны, и много лет — до того как мы с Кэтрин разошлись — втроем праздновали наши дни рождения. Хотя мы с ним не раз страшно ругались, он остается моим верным другом, чью рассудительность, порядочность и решительность я высоко ценю. Благодаря своему юридическому образованию он смог избавить меня от контрактных обязательств, которыми я себя неосмотрительно связал, и стал моим самым доверенным советчиком, постоянно просматривая пишущиеся тексты до отправки в печать и помогая вычитывать верстки. Как хотите принимайте его заявление, будто он первым понял, что согласно моему замыслу маленькой Нелл «необходимо» будет умереть![17] Форстер, как и я сам, твердо уверен в благородном предназначении литературы, и, как и я, он страстный любитель театра. Мы вместе играли в любительских спектаклях, и я писал театральные обозрения для «Экзаминера», когда он был редактором этой газеты. Я отдаю ему должное как опоре Гильдии литературы и изобразительного искусства, через которую мы с ним — и Булвер, который привнес свой опыт политика и романиста, — попытались создать фонд поддержки неимущих писателей. И, по моему мнению, не найти такой книги, которая бы так способствовала утверждению высокого предназначения литературы, как великолепная «Жизнь Голдсмита» Форстера![18]

Приемную Талкингхорна в «Холодном доме» я списал с адвокатской конторы Форстера в Линкольнс-Инн-Филдс. И высокопарный мистер Подснеп из «Нашего общего друга» многим обязан моему дорогому другу, который становился все более консервативным и респектабельным, сделавшись членом комиссии по делам душевнобольных и женившись на богатой вдовушке, миссис Колберн!

* * *

Вы сказали, что позволяли Форстеру править верстки ваших текстов. Значит ли это, что вы разрешали ему менять то, что вы написали?

Конечно! О да, я доверяю ему безоговорочно. Вот отличный пример его участия: отправив последний выпуск «Домби и сына» издателю, я вдруг вспомнил, что забыл про собаку Флоренс, так что нацарапал записку, попросив Форстера вставить в заключительные абзацы словечко о Диогене[19]. А с другими писателями наше сотрудничество шло гораздо дальше. Мы с Уилки Коллинзом совместно работали над несколькими проектами, в частности над пьесой «Замерзшая глубина», я был очень увлечен образом героя (это стало моей собственной ролью в той постановке), и над книгой «Неспешное путешествие двух ленивых подмастерьев», основанной на нашей с Коллинзом вылазке в Озерный край и Донкастер. Рождественские номера «Домашнего чтения» и «Круглого года» составляли несколько авторов, либо в виде поочередных рассказов у камина, либо в разработанных мной рамках. И конечно, я регулярно пользовался своим правом редактора журнала, чтобы вносить правки в предложенные тексты.

* * *

Все упомянутые вами авторы — мужчины. Вас не интересуют произведения женщин?

Мне совершенно неинтересны романы Шарлотты Бронте или Джейн Остин: Господи, нисколько! Однако меня глубоко восхищают истории миссис Гаскелл. По правде говоря, ее работы представляются мне женским вариантом моих собственных текстов. Большая часть ее коротких вещей публиковалась в «Домашнем чтении», как и ее «Север и Юг». Но должен признаться, что она ужасно раздосадовала меня этой вещью. Она упорно игнорировала мои редакторские указания, и, право, бывали моменты, когда, будь я ее мужем, я задал бы ей хорошенькую трепку![20]

Горжусь, что моментально понял: под псевдонимом Джордж Элиот пишет женщина. Когда вышли ее «Сцены из клерикальной жизни», я написал ей, уговаривая (увы, безрезультатно) дать что-нибудь для «Круглого года». Никогда не видел такой дивной правдивости и тонкости как в юморе, так и в пафосе этих историй. В письме я сказал, что если их написала не женщина, то никогда еще мужчине не удавалось овладеть искусством настолько уподобиться женщине своим складом ума[21].

Жалкая, убогая, ничтожная сумма

По большей части у Диккенса были сердечные отношения с различными издателями, однако случались и яростные споры по поводу прав автора и тех, кто публикует его произведения. Отцовские финансовые проблемы и печальный пример банкротства сэра Вальтера Скотта, а также наличие большой семьи, которую надо было содержать, заставили Диккенса быть очень твердым в отношении того, что он считал своим законным доходом творца-профессионала. В начале карьеры, в связи со стремительным взлетом его популярности, финансовые соглашения устаревали почти сразу же после их заключения, и он разрывал отношения с одним издателем за другим. В конце жизни он мог добиваться таких контрактов, которые, по сути, делали его своим собственным издателем.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное