Читаем Беседы с Чарльзом Диккенсом полностью

Кажется, у вас были сложные отношения со всеми вашими издателями начиная с Джона Мэкрона.

Мэкрон издал мои ранние очерки и рассказы (большая часть которых до этого печатались в газетах и журналах) в виде двух выпусков «Очерков Боза». Я много поработал, пересматривая их, и за год разошлись пять их тиражей. Мы с Мэкроном быстро подружились. Планировалось, что он станет моим шафером на свадьбе, пока дамы не решили, что эту роль должен играть холостяк. Мэкрон получил от «Очерков Боза» гораздо больше денег, чем я, но задел меня его отказ освободить меня от первоначального соглашения, когда Бентли предложил в два с половиной раза большее вознаграждение. В конце концов мне пришлось уступить Мэкрону права на «Очерки Боза» за малую часть их реальной стоимости, только чтобы он не объявлял о скором выходе «Габриэля Вардона» — романа, который я неосмотрительно согласился для него написать (но так и не написал). Однако тогда он собрался заново издать «Очерки» в виде ежемесячных выпусков, внешне идентичных «Пиквику». Не стоит и говорить, что это должно было очень серьезно мне повредить. Я решительно возражал против того, чтобы считалось, будто я собрался воспользоваться успехом «Пиквика» и навязать читателям старую работу в новом одеянии только для того, чтобы набить себе карманы[22].

Мои издатели «Пиквика», Чэпмен и Холл, пришли мне на помощь, выкупив авторские права за сумму, которая оказалась в двадцать раз больше той, что всего несколькими месяцами ранее получил я сам, а потом вынуждены были все-таки издать «Очерки» выпусками, чтобы окупить свои затраты. Несмотря на получение такой хорошей суммы, бизнес Мэкрона рухнул, и он вскоре после этого умер в возрасте всего тридцати восьми лет, оставив жену и детей нищими. Ради них и в память о Мэкроне я организовал трехтомник нескольких авторов, «Записки Пик Ника», который принес им 450 фунтов стерлингов. Воспоминания о том, как страдала наша семья, когда отец оказался в долговой тюрьме, заставили меня особенно остро реагировать на финансовые затруднения…

* * *

Правда ли, что вскоре после этого вы порвали со своим вторым издателем, Ричардом Бентли?

Мистер Бентли обратился ко мне летом 1836 года, когда моя репутация стремительно росла, и попросил меня написать для него роман. После долгих обсуждений мы договорились, что я напишу два романа и буду издавать его новый ежемесячный альманах. Однако почти сразу же возникли трения. Бентли был бесцеремонен и вмешивался в мои прерогативы как редактора журнала, подло урезал плату, если в последнем тексте альманаха было на несколько строк меньше, и имел глупость слишком рано начать рекламировать скорую публикацию «Барнеби Раджа». Хотя за счет все новых и новых переговоров я менее чем за четыре года заключил девять соглашений, увеличивавших мое жалованье и гарантировавших лучшие условия, я тем не менее обнаружил, что получаю жалкую, убогую, ничтожную сумму на условиях наемного работника, тогда как Бентли имел от моих трудов громадные доходы[23].

Очень скоро мы с этим грабителем с Берлингтон-стрит уже были на ножах, и благодаря авансу от Чэпмена и Холла я смог скинуть бентлиевские цепи![24] Я отказался от редактирования альманаха, выкупил права на «Оливера Твиста» и непроданные выпуски и перезаключил договор на «Барнеби Раджа» с Чэпменом и Холлом. Бентли был одним из ведущих издателей нашего времени, но я больше никогда с ним не работал… да и помирились мы только спустя много лет.

* * *

Надеюсь, господа Чэпмен и Холл относились к вам лучше?

Поначалу Чэпмен и Холл были ко мне очень щедры: дали мне бонус в 500 фунтов, подарили собрание сочинений Шекспира и устроили банкет в честь первой годовщины «Пиквика». И мы в согласии работали над «Николасом Никльби», «Лавкой древностей» и «Барнеби Раджем». Помню, что назвал их своими лучшими книгопродавцами прошлого, настоящего и будущего[25]. Они выдали мне аванс, который был нужен, чтобы оплатить первую поездку в Америку, и опубликовали мои «Американские заметки».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное