Бесконечный спуск

Лишь парочка кавалеров Ордена, особенно чувствительных к зелью, не видя и не слыша ничего вокруг, продолжали, сидя на полу, свои мутные пророчества. Один из них, с нехарактерной для стража внешностью, абсолютно лишенный волос, закатив глаза под веки и светя вокруг белками как бельмами, исступленно взывал: «Я вижу тебя, вражий отросток, ты колесован по законам Свободного града! Ты предан позорной казни — и о жертве твоей не узнает никто, кроме хозяина нижних миров!..»

«Прозекторы человеческих душ»

В анфиладе вокруг зала, где проходила оргия, Комаров заметил вдруг то, на что не обратил внимания, следуя за стражами в парадных мундирах. Вся анфилада была увешана задрапированными картинами. А во время оргии драпировки сняли. Это была та самая выставка, о которой упомянул в своей речи рыцарь-интендант. Очевидно, для участников совещания власти мегаполиса устроили своего рода культурную программу. Да и вышестоящему начальству они хотели показать товар лицом. Но маршал стремительно покинул Ликополис, даже не взглянув на экспозицию.

Комаров же, увидев холсты, не мог не задержаться — они завораживали его, как магнитом притягивали. И не потому, конечно, что это было местное высокое искусство, и не потому, что в выставках он знал толк по земному опыту. А по содержанию самих картин. Были среди них и работы Шапошника, их Комаров сразу узнал.

Все картины были подписаны, и названия говорили сами за себя.

Вот полотно, изображавшее женщину, которую преследуют абортированные ею младенцы, показывая ей странные бесовские жесты, намекая на что-то, ведомое лишь им одним. Вот мучительное изуверство — пытка человека крылатыми суккубами, которых он раньше вызывал в своих сладострастных мечтах, а теперь выказавших отвратительные лики фурий. Вот картина, героем которой стало крупное пятно на Солнце, причем и пятно, и само Солнце имеют ярко выраженные лица — и мы видим, как плохо этому пятну, как ненавидит оно само Солнце, пятном на котором является.

Вот домовой душит жертву в постели, а вот пляска под самогуды, в которой пляшущий уже умирает от пляски… Вот подглядывание рогоносца за своим позором, оно продолжается бесконечно, и несчастный обманутый ревнивец не может его ни прервать, ни завершить каким-либо действием… Вот загаженная комната шизофреника, с многочисленными свидетельствами его безумия, в ней сам шизофреник нечаянно обнаруживает себя в мимолетном прояснении сознания, но он не в силах оттуда вырваться.

У Шапошника на одной из его картин был дан изощренный сюжет — математик, которого пытают исследуемые им бесконечные множества. Похоже, математик в своей теории совершил какую-то ошибку, кто знает, может быть, сознательную методологическую каверзу… Но здесь, на картине, она превратилась в сюрреалистическую явь и преследует безумную душу ученого.

Были здесь и другие картины на профессиональные темы, где против врача восстали медицинские приборы и инструменты, скальпели и шприцы. Фармацевт был преследуем склянками, таблетками и вакцинами, мензурки с ядом проливаются на него, а снадобья для роста волос набиваются ему в нос, глаза и уши.

Так или иначе, все холсты были не чем иным, как фантомным общением несчастной души и того идола, которому она когда-то служила. Теперь на этих картинах все идолы превратились в проклятия, герои устали служить им до изнеможения, но не в их власти было прервать цепь навязчивого бреда.

Вот картина, живописующая пародию на исповедь: человек на коленях, накрытый епитрахилью, — но вместо отпущения грехов требоисполнитель с отвратительным лицом бьет грешника деревянным молотком по голове. Картина имела название «Душа продана!».

Вот извращенец, труположец, он совершает насилие над трупом, и он изображен в тот момент, когда с трупа сползает простыня и труположец видит, что он насилует свой собственный труп. Вот притон пидорасов, извивающихся как червяки и ласкающих героя картины, который воспринимает это как пытку.

У одного из художников на выставке был представлен обширный цикл картин, в котором героем был один и тот же персонаж, однако на каждой картине в его душе как будто переключались «треки» — как восемь различных личностей, восемь дорожек на пластинке. Восьмая картина предваряла первую, и было ясно, что этот несчастный не волен в переключении треков, он обречен блуждать по ним бесконечно, при том что все эти «я» чужие для него. Оставалось неясно, где же затерялось его подлинное «я» и почему он обречен вечно носить маски, под которыми уже не осталось ничего от настоящего лица.

Следом шли вереницей невероятные уроды из кунсткамеры, с треснувшими черепами и спинами, полоумные обитатели психушек с их невероятными видениями. Черепные коробки, набитые насекомыми, с превращениями, подобными тем, что можно было порою встретить в Ликополисе… (Здесь неразборчиво.)

Чего здесь только нет, каких причудливых фантазий не встретишь!