Читаем Бесконечный спуск полностью

— Я достигал такого состояния, что расширялся за пределы мира и сам становился всей Вселенной, я видел в себе и нижние миры, и Ликополис, и Землю, и планеты Вотчима, и все это жило и гудело во мне… И все это я постиг за какое-то мгновение. Представь себе, что ты одновременно везде, на суше, на море, в небе, в масштабах целой Вселенной и в масштабе капли воды, что ты еще не родился, что ты еще в утробе, что ты молодой, старый, вне смерти. Постигни все сразу: времена, места, качества, количества… Ты един со всем на свете, можешь сосредоточить внимание в любой молекуле мира в любой момент…

— Ты стал богом, — подсказал Комаров, вспоминая те несколько трипов, что он прошел на Земле в Мексике и в Европе и обсуждения этих трипов с другими психонавтами после сеансов. В свое время его втянула в эти занятия Лариса.

— Ну да, — задумчиво улыбнулся Великан. — Дуранд так и говорил… И сам стал богом, и мог разговаривать с богами.

— Что же еще говорил Дуранд?

— Он говорил, что на начальной стадии дух зелья как будто протирает нам очки, через которые мы смотрим на все. Далее в нас происходит вселение божества, и мы учимся преодолевать свой ограниченный взгляд. Наконец, на высшей стадии, которой я не достиг, происходит растворение в блаженстве, исчезновение «я» в высшем мире, с которым оно должно слиться…

Слыша все это, Комаров не мог не вспомнить свои беседы с Шапошником и библиотекарем, а также речи на Совете Ордена.

— Сдается мне, — сказал он, — что этот Дуранд работает на волков… Их дорожки ведут в одно и то же место…

— Хочешь попробовать этого порошка? — спросил Великан.

— Думаю, попробовать надо, — ответил Комаров. — Только мне и небольшой дозы будет достаточно…

— Хитромудрый ты, Залепуха, — ответил ему верзила. — Вот что в тебе есть и чего нет во всех нас, так это умеренность… Дивлюсь я, как ты с такой осмотрительностью вообще оказался в здешних краях…

И он дружески, со свойственной ему медвежьей грацией похлопал Комарова по загривку.

Во время очередного общения с зеркалом Комаров как-то как будто забылся, замечтался или ему привиделось, будто он ранен и кто-то несет его на спине. Был ли это сон или греза наяву, трудно сказать — ведь в Ликополисе никто не спал и никто не видел видений, кроме как во время оцепенения после правежей.

Оказалось, что на спине несет Комарова его отец. Он аккуратно опустил Комарова к стогу сена, что встретился им на пути, а сам сел рядом и стал жевать травинку.

— Пап, — робко спросил его Комаров, — почему все так вышло? Почему я попал в это проклятое место?

Отец серьезно посмотрел на него и, подумав с минуту, ответил:

— Думаю, сынок, это не столько твоя вина, сколько обстоятельства. Они обступили тебя, они стали слишком сильны, чтобы ты мог им противостать. А я… я не успел сделать тебя крепким, стойким… Так уж получилось…

— А каким я должен был бы стать?

Отец отбросил свою травинку и стал рассуждать так:

— Я ведь тоже рано потерял отца… Твоего деда. И мама тоже. Деды твои погибли на великой войне… И все же мы устояли… Дело в том, что поменялось время. Наше детство было тяжелое, голодное, но светлое. Твое же детство было не такое тяжелое для физического выживания… Но лютое. Мудрено было устоять… Я не успел, а мама не справилась, оказалась не такой сильной, чтобы справиться с этим…

— И все же здесь я встретил свое зеркало и стал совсем другим… Я чувствую связь с Врагом… То есть Богом. Здесь так Его называют — «Враг»… И связь с тобой тоже чувствую…

— Другие из твоего поколения сделали выбор в пользу зла, потому что они уверовали во зло. Ты просто пытался угодить тем, кто рядом с тобой… В этом твоя слабость. Ты пришел к ним играть в их игры и, как всегда, сам не заметил, как увлекся и стал центровым игроком… Заигрался, азартная душа… Это твоя слабость. Это тебя и подкосило.

Отец нервно откашлялся и сказал вдруг изменившимся посуровевшим голосом:

— Слабость твоя связана с тем, что рядом не было меня. Но ты никогда не любил зло и даже теперь не стал исчадием зла… Поэтому-то Бог не отвернулся от тебя окончательно… Ты так и не слился со своей внутренней тьмой…

Перед концом видения отец крепко обнял сына и неожиданно добавил:

— Но я всегда был рядом. Не покидал тебя. Просто ты меня не замечал…

Еще раз внимательно взглянув на отца, как будто стараясь его крепко запомнить, Комаров заметил у него навернувшуюся слезу.

— А ты видел, как я погиб?

— Да, да… Знаешь, ведь твоя гибель не была случайной… Лавина горная исторгла тебя из старых грехов, которые, если бы они копились дальше, разорвали бы цепь, что нас связывает… И ты сам видел в своем урочище скорби, что это значит…

Комаров не понимал, о чем в этот момент говорит отец. На его недоумение тот произнес:

— Ты же испытал великое давление тьмы, которое зовется забвением… Ты испытал малодушие, уныние, подавленность — это как раз и есть то, что называется «вкушать от своей геенны…». Так об этом говорят в Его селениях. О, лучше бы было тебе миновать эту скорбь… Но иначе не получилось…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература
В Ливане на войне
В Ливане на войне

Исай Авербух родился в 1943 г. в Киргизии, где семья была в эвакуации. Вырос в Одессе. Жил также в Караганде, Москве, Риге. По образованию — историк и филолог. Начинал публиковаться в газетах Одессы, Караганды, Алма-Аты в 1960–1962 гг. Далее стал приемлем лишь для Самиздата.В 1971 г. репатриировался в Израиль. Занимался исследованиями по истории российского еврейства в Иерусалимском университете, публиковал свои работы на иврите и по-английски. Пять лет вёл по «Голосу Израиля» передачу на СССР «Недельная глава Торы». В 1979–1980 гг. преподавал еврейскую историю в Италии.Был членом кибуца, учился на агрономических курсах, девять лет работал в сельском хозяйстве (1980–1989): выращивал фруктовые сады в Иудее и Самарии.Летом 1990 г. основал в Одессе первое отделение Сохнута на Украине, преподавал иврит. В качестве экскурсовода за последние десять лет провёз по Израилю около шести тысяч гостей из бывшего СССР.Служил в израильской армии, был участником Войны Йом-Кипур в 1973 г. и Ливанской войны в 1982 г.Стихи И.Авербух продолжал писать все годы, публиковался редко, но его поэма «Прощание с Россией» (1969) вошла в изданную Нью-Йоркским университетом антологию «ЕВРЕЙСКИЕ СЮЖЕТЫ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ» (1973).Живет в Иерусалиме, в Старом городе.Эта книжка И.Авербуха — первая, но как бы внеочередная, неожиданно вызванная «злобой дня». За нею автор намерен осуществить и другие публикации — итоги многолетней работы.Isaiy Averbuch, Beit El str. 2, apt. 4, 97500, Old City, Jerusalem, Israel tel. 02-6283224. Иерусалим, 5760\2000. Бейрут, август — сентябрь, 1982, Иерусалим, 2000

Исай Авербух

Поэзия / Поэзия