Бесконечный спуск

На одной из таких картин значилось название «Человек, убежденный в том, что он превратился в чайную ложку». На картине была изображена семья на кухне, прозрачная чашка стоит на столе крупным планом, в нее налит чай. Домашние не знают, что представляет собой чайная ложка в чашке. Но мы видим, как в огромной выпуклой части ложки просматривается несчастный, он скулит и плачет без слез…

Вот кормление говорящих вшей — когда все они, тысячи тысяч одновременно говорят с человеком, которого населяют. И он слышит каждый голос, но сам нем, не способен ни ответить, ни закричать, ни пошевелиться. Художнику каким-то образом все это удалось передать графическими приемами и пиктограммами.

На другом холсте Комаров разобрал лаконичное название «Лавина». На ней он видит лыжника, которого настигает лавина. Руки лавины толкают его сзади, а спереди лавина образует какое-то подобие головы с пастью… в котором Комаров с ужасом угадывает довольно сходное, хотя и смутно отрисованное изображение своего карлика-палача… Открытие этой личины как молнией пронзило Комарова, он не мог рассматривать далее ни эту картину, ни экспозицию…

Прервав сеанс, Комаров еще долго чувствовал себя ошеломленным. Как, каким способом мог художник проникать в столь интимное пространство? Или сам этот морок наводился откуда-то, из невидимого могущественного магического центра, к которому художник имел доступ?

* * *

Спустя некоторое время Комаров получил то, к чему так давно безуспешно стремился, — он вновь увидел зазеркального двойника. Двойник его выглядел несколько постаревшим, в нем было гораздо больше буквального сходства с нынешним Комаровым, казалось, глаза его несколько выцвели. Двойник стал расспрашивать его про успехи, про его практику зеркального самонаблюдения, про то, как он продвинулся в поиске ответов на вопросы у менгира. Комаров чувствовал какое-то труднообъяснимое смущение и отвечал, к своему стыду, не очень внятно.

Выслушав его ответы, двойник с печальным видом произнес:

— Должен огорчить тебя. Тот путь из города, который был намечен, уже закрыт. Надо будет искать другой путь…

Видя взволнованное и потрясенное лицо Комарова, двойник попытался его утешить:

— Видимо, кто-то разоблачил этот маршрут. В Ликополисе стражи знают свое дело… Думаю, нужно выдержать паузу. Да и тебе, наверное, рано покидать город, — предположил двойник. — Ведь ты не нашел ответов на все вопросы.

— На два из трех ответы найдены, осталось последнее усилие, — попытался возражать Комаров. Немного подумав, двойник ответил:

— Надо сказать, ты исключение из всех правил. Ты проделал огромный путь. Давно уже таких случаев не было в этом городе. У тебя настоящий дар…

Комарову было почему-то не по себе от таких похвал.

— Меня не покидает мысль, гложет меня, хотя, может быть, это праздное любопытство… — произнес Комаров. — Все же кто ты? Ты это я — или не совсем я?

На этот раз двойник высказался чрезвычайно научно и почти энциклопедично:

— На этот вопрос отвечает вечная философия. Греки в мистериях называли это «зеркальный паредр», египетские жрецы — «ка», гностики — «агатодемон», суфии — «свидетель созерцания». Мы с тобой отражаем друг друга, только в очень большом, разнесенном во временах и мирах пространстве. Ты ведь помнишь, что такое трельяж, зеркало из нескольких створок? Вот так же и твоя душа, она множится и дробится в этих створках. Только это не простые зеркала… Теперь понятно?

— Кажется, да, — пробормотал Комаров, подавленный такой эрудицией. — И все же… Это ты мое отражение — или я твое?

— Философский вопрос, — улыбнулся двойник. — Мы с тобой отражения одного и того же, нашей глубинной первосущности. А могут быть и другие отражения… Нам с тобой неизвестно, сколько «комаровых» таятся в безднах бытия…

Комаров с нетерпением ждал следующей беседы, поскольку двойник обещал поискать альтернативный путь к бегству. Однако следующая беседа, по всей видимости, все откладывалась и откладывалась, а вызвать двойника в зеркале усилием собственной воли Комаров не мог.

Несколько недель он трудился над инструкциями по обращению с зеркалом, спрятавшись в заброшенном отсеке, одном из самых пустынных из тех, что он знал, но при этом с хорошим освещением, поскольку напротив него располагался один из верхних прожекторов, освещавших внутреннее пространство атриума. Он изложил все так, как только мог. Рука отвыкла писать, и он с трудом выводил каракули русских букв. В конце концов, ему удалось сделать два экземпляра инструкций, в которых он подробно рассказывал, к чему нужно стремиться в работе с зеркалом…

Комаров долго ездил вблизи нулевых секторов, пытаясь добиться того, чтобы в лифте остаться в одиночестве. Наконец, это удалось ему, и он сумел пробраться к входу в зону отчуждения, как он надеялся, незамеченным. В то же время он помнил слова верзилы, что сама зона наводнена шпиками Ликополиса. Поэтому перед ним стояла еще одна задача — уйти незамеченным, точно так же, как он пришел сюда.