Читаем Бесконечный спуск полностью

— Одно скажу тебе, — добавил отец, прощаясь. — И это правда уже хотя бы потому, что мы сейчас беседуем с тобою… Мы не отторгнуты друг от друга окончательно… Скажу тебе так: ты уже внутренне не такой, чтобы пропасть там, в этом чудовищном мире, ты уже душой с нами…

* * *

Спускаясь в другой раз к кладбищу ржавых баков, Комаров был не так предусмотрителен, как раньше. Какая-то истовость, безоглядность пробудилась в нем. В лифте он приехал один, но в лифтовом холле на нулевом этаже на этот раз было людно.

Но, заходя в зону отчуждения, Комаров, вдруг что-то почуяв, спрятался за косяком одной из дверей, чтобы проверить, кто идет за ним. Проследовал мало примечательный субъект с одним клеймом под скулой, который, может быть, был обычным отверженным. А может быть, и нет… Вел он себя осторожно. Поэтому Комаров решил подстраховаться. Он не выпускал этого субъекта из поля зрения и принялся петлять по мусорным холмам. Субъект то исчезал, то вновь появлялся, что было очень подозрительно…

Тогда Комаров направился на место встречи. Один из приближенных Великана, длинный сутулый тип по кличке Шнурок, поджидал его не доходя до того места, где было условлено.

— Шпик, — шепнул Комаров в ухо Шнурку и едва заметно повел бровью в нужном направлении. Шнурок кивнул. Опытным взглядом он вычислил фигуру, почти сливавшуюся с поломанными пыточными орудиями, что лежали на подступах к кладбищу.

— Разделимся, — сказал Шнурок. — Ты спокойно иди на стоянку, где мы были с Анархистом. А я разберусь…

Комаров послушно пошел на старое место.

Через 15 минут все были в сборе. Шнурок пришел еще с двумя товарищами, они приволокли с собой связанного шпика.

— Не сразу дался, шакаленок, — пробурчал Шнурок. — Его, оказывается, прикрывали. Второго нам тоже удалось взять.

— Что с этим вторым? — спросил Великан.

— Пришлось пригвоздить его…

— С концами?

— Да, с концами, его шею мы проткнули ножкой стальной койки… А на нее положили тяжелую конструкцию…

— Как шашлычок, — съязвил один из безобразных дружков Шнурка с лицом, собиравшим в себе все возможные и невозможные признаки Ломброзо.

— Хорошо, — ответил Великан. Затем он обратился к языку: — И с тобой будет то же. Ты это понял?

Шпик бешено заерзал под насевшим на него крупным отверженным по кличке Мастодонт, которого Комаров до сего дня не знал.

— Вы поплатитесь за это! — зашипел он. — Сюда идет рейд стражей! Вы не знаете, с кем связались!

— Мы уже давно знаем, с кем связались и к кому попали, — со смехом ответил ему Анархист. — Никакой рейд не застанет тебя целым, куски твоей плоти окажутся в разных частях Ликополиса…

— А голову как приз получат и съедят насекомые, те, что на тараканьих бегах… — добавил Клистир.

— Но есть вариант, — выдержав паузу, произнес Великан. — Ты говоришь нам, что вы сделали с прокаженным Нефалимом, а мы подержим тебя здесь какое-то время. Но увечить и расчленять не станем…

Как это обычно бывает среди столь прожженных персонажей, шпик повключал дурака, подергался, погрозил, но в итоге распустил нюни и стал жалобиться, что он человек маленький, да к тому ж еще и «бывший».

— Разве ж мы здесь люди? — канючил он. — Разве ж это людская жизнь?..

Дескать, ему мало что известно о Нефалиме… Надо брать стражей покрупнее, чтобы узнать все доподлинно. Но когда Анархист применил к нему свой гвоздодер, язык стал рассказывать, что ему было известно, во всяком случае, так показалось Комарову:

— Нефалима этого казнили. Колесовали. Сам я там не был… Но, говорят, что он принял это как должное… Был несгибаем… И еще говорят… — шпик запнулся.

— Ну что? — еще раз слегка цепанул его гвоздодером Анархист.

— Говорят, что он не выдержал пытку… Треснул пополам. У прокаженных так бывает… В общем, его здесь нет… Так говорят… Сам я не видел.

Все помолчали.

— Вот, вот он! — заорал вдруг шпик, тыча пальцем в талисман, выскочивший из-под робы Комарова и свисавший с его груди. — Именно таким он был на колесе, только с перебитыми ногами и руками.

— Что это? — воскликнул Великан, хватая тяжелой лапой талисман.

— Да, да, это мне досталось от Нефалима… — перехватил талисман Комаров.

— Это же… витрувианский человек! — ошарашенно пробормотал верзила.

— Откуда ты это знаешь? — удивился Комаров, он где-то слышал уже это выражение и чувствовал, что верзила безошибочно определил, как это называется… Все были удивлены эрудицией Великана, Клистир даже присвистнул.

— Знаю, знаю, — тихо говорил Великан. — Когда-то мы тоже умели…

Что именно умели, верзила не договорил, он вдруг уткнулся лицом в выгнутые тыльные стороны ладоней и затрясся.

Таким его раньше не видели. Вся его компания была поражена.

— Ты что, Великан, — проговорил Клистир — опять, что ли, зелья набрался?

Поскольку шпик раскололся на амулете, и стало ясно, что он был при казни, его участь решили пока не решать. Он был отправлен в безопасное место в самых недрах кладбища железяк, где его, заткнув рот кляпом, приковали к металлическим конструкциям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература
В Ливане на войне
В Ливане на войне

Исай Авербух родился в 1943 г. в Киргизии, где семья была в эвакуации. Вырос в Одессе. Жил также в Караганде, Москве, Риге. По образованию — историк и филолог. Начинал публиковаться в газетах Одессы, Караганды, Алма-Аты в 1960–1962 гг. Далее стал приемлем лишь для Самиздата.В 1971 г. репатриировался в Израиль. Занимался исследованиями по истории российского еврейства в Иерусалимском университете, публиковал свои работы на иврите и по-английски. Пять лет вёл по «Голосу Израиля» передачу на СССР «Недельная глава Торы». В 1979–1980 гг. преподавал еврейскую историю в Италии.Был членом кибуца, учился на агрономических курсах, девять лет работал в сельском хозяйстве (1980–1989): выращивал фруктовые сады в Иудее и Самарии.Летом 1990 г. основал в Одессе первое отделение Сохнута на Украине, преподавал иврит. В качестве экскурсовода за последние десять лет провёз по Израилю около шести тысяч гостей из бывшего СССР.Служил в израильской армии, был участником Войны Йом-Кипур в 1973 г. и Ливанской войны в 1982 г.Стихи И.Авербух продолжал писать все годы, публиковался редко, но его поэма «Прощание с Россией» (1969) вошла в изданную Нью-Йоркским университетом антологию «ЕВРЕЙСКИЕ СЮЖЕТЫ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ» (1973).Живет в Иерусалиме, в Старом городе.Эта книжка И.Авербуха — первая, но как бы внеочередная, неожиданно вызванная «злобой дня». За нею автор намерен осуществить и другие публикации — итоги многолетней работы.Isaiy Averbuch, Beit El str. 2, apt. 4, 97500, Old City, Jerusalem, Israel tel. 02-6283224. Иерусалим, 5760\2000. Бейрут, август — сентябрь, 1982, Иерусалим, 2000

Исай Авербух

Поэзия / Поэзия