Бесконечный спуск

Тогда-то и состоялся первый общий разговор о зеркале. Отверженные слушали недоверчиво, но с глубоким интересом. Авторитет Великана был непререкаем, никто не отпустил ни одной шутки. Только в конце Анархист проговорил с ухмылкой:

— Ну вот, у других отверженных зелье Дуранда… А у нашей секты теперь — зеркала…

Прощаясь с Комаровым, верзила задумчиво подытожил легенду про Нефалима и его судьбу:

— Значит, старик ушел в нижние миры… Там, говорят, публика похлеще нашей. Там содержат нелюдей, людоедов, маньяков…

— И самоубийц, — добавил Мастодонт, всегда молчаливый.

— Да, и самоубийц, но не всяких. Одна надежда — что там сгорают быстро…

— Нефалим там долго не задержится, — заявил Шнурок, — он ведь святой человек. Они его там просто не смогут вынести…

— А если не вынесут, значит переплавка, — заметил Великан.

— Кто его знает… — вздохнул Анархист.

Невольно Комаров тут подумал: как бы не получилось так, что еще до попытки побега его вычислят и отправят на суд, а затем вниз, на самое дно темных миров, откуда остается лишь одна дорога, на эту пресловутую «переплавку»…

Зелье Дуранда

Спустя некоторое время Комаров решился попробовать зелья Дуранда. Как и предполагал, он принял небольшую дозу. Порошок, запиваемый водой, что дал ему Дуранд, оказался не белым, а светло-серым. Ощущения были мало похожи на земные «божественные наркотики»: Комаров несколько раз пробовал с Ларисой мексиканский пейот, один раз ЛСД.

Сначала он испытал сильную духоту, почти удушье, потом жар отлил от головы, долгое время перед закрытыми глазами проносились узорчатые многоцветные переливы, крутился причудливый калейдоскоп, в глазах он ощущал резь. Чувство опьянения было сильным.

Затем наступила основная часть транса: навязчивые мысли, образы, состояния посещали Комарова. Какое-то время он находился в пестром цветастом коконе, который, казалось, обвивал и пронизывал его внутри большим количеством пуповин, то ли питал его, то ли питался через него. Кокон стал расширяться, и вместе с коконом расширялся и дух галлюцинирующего Комарова.

В какой-то момент он ощутил себя на Земле, продолжая расширяться. Однако это была не та Земля, где он жил, — вроде бы та же планета, с теми же материками, горами, реками, но пустая, безлюдная, цветущая, с огромными заросшими зеленью и лесами развалинами когда-то развитых современных городов и коммуникаций… В лесах было полно зверья и дичи, в болотах — мошкары. Иногда в некоторых местах Земли бушевали стихии: пожары, ураганы, наводнения. Но никаких признаков человечества не наблюдалось…

Затем кокон как будто прогнулся внутрь себя, и Комаров стал проваливаться во тьму. Его несло по багровым трубам, пещерам, подземным водам. Наконец, он обнаружил себя недвижным на жестком ложе. Кто-то склонился над ним. Через минуту глаза привыкли к темноте. Над телом Комарова сгорбился и разглядывал его египетский Анубис, сильно напоминавший одну из тех волчье-шакальих скульптур, что возвышались в атриуме города-лабиринта. Анубис одной рукой протирал салфеткой лицо и живот Комарова, а в другой держал большой широкий нож. Затем он профессионально прощупал живот и взрезал его. Из вспоротого брюха Анубис, как если бы он готовил тело Комарова к бальзамированию, вынул внутренности: темные кишки, красноватые печень и селезенку, желчный пузырь в чернильной слизи… С потрохов обильно капала то ли кровь, то ли жидкая смесь каких-то внутренних секретов: лимфы, сукровицы или чего-то вроде того. Все извлекаемое Анубис бросал в большую миску, стоящую у входа в зал.

Закончив потрошение, божество смерти стало начинять утробу Комарова травами, сыпучими снадобьями, пахучими специями. Можно было подумать, что этот верховный шакал занят приготовлением изысканного блюда для запекания в духовке. Завершив фаршировку, он ловко орудовал большой иглой и зашил вспоротый живот. Затем стал мыть в тазу свои руки, испачканные почти по локоть. После этого Анубис снял с головы свою остромордую маску, под маской оказалось лицо черного Дуранда. Дуранд распахнул дверь и присел рядом. Посидев немного, он стал присвистывать, приманивая кого-то. Через 10 секунд в дверь вбежали несколько котов и собачка. Помахивая хвостами, они принялись за миску с внутренностями Комарова. Трапеза их была молчаливой, если не считать почавкивания собачонки. Когда все было съедено, звери разбрелись, лишь один старый кот, черный, как сам Дуранд, еще какое-то время вылизывал из миски остатки крови и мясного сока.

Картина видений резко сменилась. Если до этого в ушах Комарова был какой-то нескончаемый фоновый звук, то ли гул, то ли гудение, то теперь пространство вокруг взорвалось странной оглушающей тишиной, как будто лопнули перепонки и слух был навсегда утрачен. Но эта тишина содержала в себе огромное скрытое давление невероятной силы — она разносила мозг вдребезги. Тишине соответствовала темнота, но не пустая, а густая, душащая, топящая в себе. Это было ужасное переживание.