Читаем Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению полностью

«Купеческие» пьесы Островского парадоксальны. Несмотря на то что в них рассказывается о предпринимателях, как такового бизнеса в произведениях почти нет, полезных и применимых кейсов не найти. Кстати, деловая лексика тех времен существенно отличается от современной. Мы понимаем ее, но воспринимаем как архаику. И вот уже в тексте, посвященном русским негоциантам XIX века, мы вынуждены использовать заимствованные слова, например, «кейс» вместо «опыта», «бизнес» вместо обладающего более широким смыслом «дела». Уже никто не назовет предпринимателя или бизнесмена купцом, менеджера — приказчиком, а начальника отдела в госструктуре — столоначальником. Прекрасные русские слова ушли из обихода в советское время, но не вернулись вместе с рыночной экономикой — русские деловые традиции были утеряны, их заменили западные практики, а вместе с ними пришла и терминология. К слову, Островский не приветствовал западные веяния. Например, пьесу «Бедность не порок» он написал в том числе и для того, чтобы высмеять то, как купцы бездумно следовали «заграничным модам».

Итак, в пьесах Островского мало бизнеса. Речь идет в основном о нарушениях закона — подделанные векселя, взятки, приписки, мелкое воровство. Вокруг экономических преступлений нередко закручиваются сюжеты, или же их упоминание дает представление о героях и персонажах, однако с точки зрения практической рассматривать их не имеет смысла даже в качестве антипримеров. Потому что они нужны только для того, чтобы показать отношения людей в контексте финансовой выгоды. И еще потому, что нарушать закон — плохо.

Самое, пожалуй, подробное описание изнанки дела можно найти в пьесе «Свои люди — сочтемся», которая принесла Островскому литературную известность. Общеизвестный факт, что она носила первоначальные названия «Несостоятельный должник» и «Банкрутъ», но впоследствии автор ее переименовал. Купец Большов решается на банкротство, чтобы списать долги. Объявив себя банкротом, купец может рассчитывать на то, что кредиторы согласятся получить лишь часть долга — «по десяти копеек за рубль», «по двадцати пяти копеек за рубль», что соответствует 10 и 25 % от суммы долга.

Этот способ ухода от долгов весьма популярен в любое время, но в момент написания пьесы это было явление, ставшее настоящим бедствием, — одно банкротство влекло за собой другое. Вот фрагмент, где Большов зачитывает своему приказчику объявления о несостоятельности, которые в больших количествах публиковались в газетах.

Большов. Слушай-ко, Лазарь! «Такого-то года, сентября такого-то дня, по определению Коммерческого суда, первой гильдии купец Федот Селиверстов Плешков объявлен несостоятельным должником; вследствие чего…» Что тут толковать! Известно, что вследствие бывает. Вот-те и Федот Селиверстыч! Каков был туз, а в трубу вылетел. А что, Лазарь, не должен ли он нам?

Подхалюзин. Малость должен-с. Сахару для дому брали пудов никак тридцать, не то сорок.

Большов. Плохо дело, Лазарь. Ну, да мне-то он сполна отдаст по-приятельски.

Подхалюзин. Сумнительно-с.

Большов. Сочтемся как-нибудь. (Читает.) «Московский первой гильдии купец Антип Сысоев Енотов объявлен несостоятельным должником». За этим ничего нет?

Подхалюзин. За масло постное-с, об великом посту брали бочонка с три-с.

Большов. Вот сухоядцы-то, постники! И богу-то угодить на чужой счет норовят. Ты, брат, степенству-то этому не верь! Этот народ одной рукой крестится, а другой в чужую пазуху лезет! Вот и третий: «Московский второй гильдии купец Ефрем Лукин Полуаршинников объявлен несостоятельным должником». Ну, а этот как?

Подхалюзин. Вексель есть-с!

Большов. Протестован?

Подхалюзин. Протестован-с. Сам-то скрывается-с.

Большов. Ну! И четвертый тут, Самопалов. Да что они, сговорились, что ли?

Подхалюзин. Уж такой расподлеющий народ-с.

Большов (ворочая листы). Да тут их не перечитаешь до завтрашнего числа. Возьми прочь!

Многие, особенно мелкие предприниматели в ту пору объявляли себя несостоятельными потому, что их должники не могли с ними расплатиться, будучи несостоятельными сами. Это был своего рода эффект домино. Вот и Большов терпит убытки, имея на руках неоплатные векселя на изрядную сумму.

Вот ты и знай, Лазарь, какова торговля-то! Ты думаешь, что! Так вот даром и бери деньги. Как не деньги, скажет, видал, как лягушки прыгают. На-ко, говорит, вексель. А по векселю-то с иных что возьмешь! Вот у меня есть завалящих тысяч на сто, и с протестами; только и дела, что каждый год подкладывай. Хоть за полтину серебра все отдам! Должников-то по ним, чай, и с собаками не сыщешь: которые повымерли, а которые поразбежались, некого и в яму посадить. А и посадишь-то, Лазарь, так сам не рад: другой так обдержится, что его оттедова куревом не выкуришь. ‹…›

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение