Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению

«Один человек мертв. На карте жизнь другого. Если у вас возникнет сомнение в виновности обвиняемого, то вы должны вынести вердикт “невиновен”», — напутствует присяжных судья.

Парню грозит электрический стул, с этим приговором согласны все члены жюри. Кроме одного. У него появилось ощущение, что «ничего не складывается», несмотря на то, что все свидетели были убедительны. И он намерен переубедить остальных. По закону решение присяжных должно быть единогласным. В противном случае жюри распускается и набирается новый состав. Архитектор Дэвис, которого играет Генри Фонда, мог бы просто умыть руки, проголосовав против, и снять с себя ответственность за будущее паренька. Но он решает бороться за оправдательный приговор, поскольку увидел в доводах обвинения много нестыковок.

Фраза «презумпция невиновности» в фильме не произносится ни разу, но он как раз о ней. Кстати, в 2008 году жюри, в которое вошли 1500 режиссеров, критиков и историков, назвало «12 разгневанных мужчин» одной из величайших юридических картин в истории.

Итак, вспомним сцену, где выясняется, что быстро принять решение и разойтись присяжным не удастся. Приведем этот достаточно большой фрагмент полностью, чтобы дать картину в полном объеме. Реплики героя выделены.

Уступить, чтобы победить

— Хорошо. Только помните, решение должно быть единогласным. Таков закон. Все готовы? Кто за вердикт «виновен», прошу поднять руки. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать. Итак, одиннадцать за. Теперь кто против? Один. Ясно. Одиннадцать за, один против. Что ж, расклад понятен.

— О господи, всегда этот один!

— Что будем делать?

— Поговорим.

— О господи! Думаете, он не виновен?

— Я не знаю.

— Вы сидели с нами в суде, все слышали. Этот парень — опасный убийца.

— Ему восемнадцать лет. Он уже взрослый. Воткнул нож в грудь отца на четыре дюйма. В суде это доказали неопровержимо, пересказать еще раз?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Я хочу поговорить.

— О чем тут говорить? Одиннадцать присяжных считают, что он виновен. Все, кроме вас. Можно спросить? Вы ему верите?

— Не знаю, может, и нет.

— И голосуете за оправдание?

— Вас одиннадцать, но я не могу просто так поднять руку и отправить парня на электрический стул.

— А кто говорит, что это легко?

— Никто.

— Я голосовал первым. Но я считаю, что он виновен, и не передумаю даже через сто лет.

— Я не прошу вас передумать. Это жизнь человека. Так нельзя, а вдруг мы ошибаемся?

— Ошибаемся? А вдруг потолок упадет мне на голову? Все может быть.

— Верно.

— Так зачем тянуть? Ну потратим еще пять минут, и что?

— Пусть будет час. Игра начинается в восемь.

— Кто выскажется?

— Я готов сидеть час.

— Ладно. Вчера мне рассказали одну историю…

— Мы сидим не ради этого.

— Ладно, тогда скажите, ради чего сидим?

— Может быть, зря? Слушайте, этого парня пинали всю жизнь. Родился в трущобах, мать умерла через девять лет. Полтора года жил в приюте, пока отец отбывал срок за подлог. Не слишком счастливое детство. Он — дикий злой мальчик, и всегда таким был. Каждый день он получал по голове. Восемнадцать лет жалкой жизни. Мы должны сказать о нем пару слов.

Архитектор Дэвис в абсолютном меньшинстве, и его задача склонить оппонентов на свою сторону. Можно броситься в атаку с шашкой наголо, но это означает очевидную конфронтацию. Переубедить другого человека, а уж тем более склонить его на свою сторону таким способом практически невозможно. Наоборот — герой Генри Фонда уступает. Так мастер айкидо поддается, чтобы воспользоваться движением соперника. И в первую очередь ему нужно, чтобы члены жюри присяжных начали хоть какое-то движение, вовлеклись в обсуждение. Тогда у него появляется шанс донести до них свою точку зрения и возможность, что они примут ее. Дэвис избегает категорических утверждений:

— О господи! Думаете, он не виновен?

— Я не знаю.

Во-первых, таким образом герой не противопоставляет себя коллегам. Во-вторых, он действительно не знает. Он не врет, и это делает его позицию сильной, вызывает доверие.

Дэвис не спорит:

— А вдруг мы ошибаемся? А вдруг потолок упадет мне на голову? Все может быть.

— Верно.