Без приглашения

…Чувствую себя виноватым перед читателем: встретился с трудностью, которую вряд ли преодолею. Надо бы словами передать содержание рисунков. Кажется, чего проще, да? Но представьте, вы приедете в Дагестан, и я вас, как близкий друг, повезу в горы, чтобы получили радость открывшейся перед вами красоты. Вы будете смотреть, а я начну бубнить: «Справа синяя сакля. На нее сквозь разорванную тучу лег солнечный блик… Посмотрите прямо и немного вверх. Видите высеченную природой, омытую ветрами фигуру мальчика? Этот мальчик когда-то спас Дагестан от нашествия турок. Он не открыл врагам, где прячутся главные наши силы. Турки привязали его к скале и замучили до смерти. Аллах распорядился, и сами скалы сложили памятник юному герою… Теперь смотрите налево. Видите остроконечную цепь гор? Видите, как у самого водораздела преодолевают глубокую пропасть парнокопытные с загнутыми назад рогами? Это и есть наши горные туры; в зоопарке мы их увидим вблизи. Минуточку внимания. Впереди не камень — живой человек: чабан в бурке и с посохом, вырезанным из красноватого кизила. А внизу, на зеленой травке, овечки, овечки, овечки…»

Вы собирались насладиться природой, своеобразием ее дагестанской красоты, а я неутомимо болтал, указывая на то, что вы видите и сами. Каждый видит по-своему, каждому дорого его собственное восприятие. Болтовня невыносима. Не могу и не хочу пересказывать содержание рисунков Пантелея Винского. Поверьте, без преувеличений говорю: я улетел, оказался в родных горах. Рисунки без красок. Черные линии. Толстые, тонкие, прямые, кривые — всякие. Нет, не черточки — люди. Родные, близкие. Пашут, сеют, кладут дома, возводят мосты, качают младенцев, ведут праздничный хоровод, пляшут, смеются, плачут. Дети катаются с горы на санках. Я узнаю свою маленькую Мадинку. И больших детей тоже вижу. А среди больших вижу Кавсарат. Узнаю. Нет, какая Кавсарат? Ее никогда не знал, выдумал. Тут Амина! Тоже учительница. Вместе с детьми катается, да? Куда это годится? Называется пре-по-давательница! Дальше смотрите. Опять Амина. Ведет по отвесному склону, по узкой тропе своих десятиклассников.

Что? Экскурсия? Учительница литературы занялась альпинизмом? Чепуха, все чепуха! Не чепуха одно — Дагестан в рисунках Пантелея Винского. Я там. Волшебством перенесся. Забыл даже о самом волшебнике. Его слышу. А он говорит что-то важное. Но я не могу слушать… Хочу уехать, хочу домой. Что за путаница? Как могу хотеть, если я уже там, летаю вместе с орлами, прыгаю вместе с козлами, топчусь босыми ногами рядом с Аминой? Мы месим глину для кирпичей. Она в шароварах. Она хохочет.

Амина хохочет?

Не знал, что может хохотать так радостно, так непосредственно.

— Это правда Амина? Я не ошибся? — спросил я Пантелея Винского, прерывая его рассказ.

— Да, да! — говорит он сердито. — Вы меня совсем не слушаете. Слишком поглощены рисунками, а я просил только перелистывать, делать вид, что мы этим заняты.

— А вот здесь по канату через озеро тоже идет Амина? Зима, кругом снег. Это озерко лежит рядом с аулом канатоходцев Цовкра. Вы и там побывали?.. Вот и мой аул, идут с кувшинами девушки… Одна из них опять Амина. Вы с ума сошли, Пантелей! Но слушайте, дорогой, Амине очень к лицу это кубачинское платье и белый каз… Как она попала в Кубачи?..

— Я же не фотограф! Ее лицо взял как натуру. — Он накрыл рисунок рукой, — Поймите — я должен, должен вам рассказать! Рисунки… с ними успеется. Это не иллюстрации, сами видите. Ни вам, ни издательству не нужны… Слушать будете?.. Очень прошу. От своего имени, и от имени моей жены, и от имени вашей молоденькой землячки.

— Да, да. Пожалуйста. А потом позволите досмотреть?

— Честное слово — рядовая работа. Через год-другой добьюсь. Тогда сам позову. Пока — все предварительно. Больше о рисунках ни слова, идет?

И он стал торопливо выговариваться. Тихо, чтобы не было слышно за дверью, и потому без выражения…

Я не сразу смог вернуться. Был еще там, в его рисунках, у себя на родине.

— …Подождите, подождите. Вы сказали что-то невероятное. Я правильно вас понял? Ваш брат сделал предложение, и Амина дала ему согласие? Они женятся? Как же так — он ведь женат?

— Уже развелся.

— А давно это началось?

— Вот черт! — воскликнул он в сердцах. — Висит мочало, начинай сначала. Ведь я все рассказал.

— Но если волшебник показывает свои творения…

— Не надо. Ей-богу. Прошу. — Он горячо зашептал: — Вас касается одно. Лично вас — только одно. Захотите ли сделать? Мы с женой моей Валентиной — она тоже художница — за эти два месяца горячо полюбили Амину. Такую-сякую, глупую-умную, острую-тупую, совершенно разную… Полюбили. Надо повторять? Или дошло? Для вас — только землячка. И нарушительница всякого там черт знает чего…

— И смелая! — сказал я.

— Точно! — обрадовался Пантелей. — Смелая! Девка — гвоздь!

— Шуруп, — сказал я.

— Чего-чего?

— Замуж за Якова Александровича? Гм. Нет, не верю! Озорничает, смеется над ним!

Пантелей помолчал.

— Пожалуй… Я тоже не совсем верю. Только над Яшкой не дюже посмеешься…