Без зла

Тенора у меня были всякие, о них отдельный разговор, это особый страшный мир. Мир не совсем чтобы музыки. Там больше медицински-уголовное всё, конечно. Так или иначе всё крутится вокруг нот, поэтому пусть, так уж и быть, будет мир музыки. Для простоты восприятия.

Аккурат перед пришествием «божественного тенора» в наш скромный квартет пытался прорваться некий гражданин, выдававший себя за певчего с высоким голосом, но был разоблачён. Сотрудничество наше недолгое закончилось дракой за иконой «Державная», которая прикрывала клирос от взыскательных взглядов прихожан.

Честь мою и лицо в тот день от поругания спас семидесятилетний бас, Пётр Васильевич, коротким ударом сваливший псевдотенора нам под ноги (басы, они до смерти басы).

Так вот. Приходит к нам этот настоящий тенор и как запоёт-запоёт... Я, как уже упоминала, в слёзы, Пётр Василия покряхтывает от восторга, сопранка заливается на радостях в конце второй октавы, не служба, а райское облако и херувимы с серафимами вокруг, «трисвятую песнь припевающе». Божественная литургия в самом прямом смысле.

Самое большое испытание в техническом плане — это, конечно же, всенощное бдение. Если на литургии просто поставил ноты по порядку и стоишь себе поёшь, то на всенощной этот номер не проходит. Здесь всё мастерство «мясом наружу», как говорится. Есть у нас такая сложная система — гласы (спасибо преподобному Иоанну Дамаскину). Это такие попевки, в количестве... Даже не буду уточнять их количество, порядка тридцати двух, примерно, на самом деле больше. Так вот все эти гласы нужно знать наизусть и в правильном порядке нанизывать на них тексты из множественных книг. То есть перед глазами у тебя только буквы, и не все они из современного русского алфавита, половина на убористом церковнославянском, а в голове ноты — стой, соединяй в нужном порядке и не мотай регентскую душу. Причём, при общей схожести, гласы эти очень разнятся. Как любое полуустное творчество.

Если человек всю свою жизнь пел где-нибудь в Новосибирске или Ставрополе, а потом приехал в Москву, то спотыкаться он в них начнёт со второго колена, к бабке не ходи, потому что в каждом регионе гласы немного да разнятся. Сложная система, но тем не менее при определённых усилиях постижимая.

И вот мой божественный тенор начинает в этих самых гласах валяться во все стороны, кроме нужной. Одну службу валяется, вторую, третью... Я уже как тот самовар накаляюсь, пыхчу, пар на всё благочиние.

Осторожно так намекаю своему «божественному»: «Саша, учи гласы, это же ни в какие ворота, все твои козлыкания мимо тональности». А он на то и «божественный». Стоит, крестным знамением во весь рост себя осеняет и молчит. Смиряется, мол. Перед жестоковыйным регентом. Я опять ему досаждать: «Саша, смирение твоё певческое не в том, чтобы лоб о клирос разбить, а в том, чтобы пение твоё было прекрасное и благоутробное, Господу на радость и людям в утешение. Трудись, учи, холера ты такая!»

Так и пели — на литургии я слезами счастья под его пение обливаюсь, на всенощной — убить хочу. И, как это обычно бывает, моё регентское терпение лопается. Хватаю я нашего сладкоголосого за православную бороду и ору ему в ухо: «Ты когда уже, жертва ты вечерняя, ослятя бестолковая, гласы выучишь?!» Я ж уже в драках с тенорами закалённая, знаю, что к чему, аперкот поставлен, электрошокер наготове.

Он смотрит на меня святыми своими, исполненными космической армянской печали, глазами и на полном серьёзе мне заявляет: «Мне Божия Матерь не благословила гласы учить». Тихо так. Внушительно.

Всякие ссылки на благословения Божией Матери я воспринимаю со сложной гаммой чувств. Первая — срочно вызвать неотложку с ведром «азалептина и аминазина животворящего». Вторая — заказать молебен о душевном здравии собеседника святых.

Смотрю я на икону «Державную», про себя задаю тайный (чтобы меня тоже галоперидолом не накормили) вопрос: «Матушка, Пресвятая Богородица, ну почто ты мне всяких дураков посылаешь? Сил моих нет на них смотреть. И драться тоже уже надоело. Хочется мира, гармонии и велелепных гласовых распевов».

Матушка, значит, мне и отвечает... Ой... До такого, слава Богу, не дошло. Я Саше отвечаю: «А мне Пресвятая Богородица вот только что благословила выгнать тебя на все четыре стороны и ещё по шее надавать на дорожку, для скорости. И не брать тебя петь до Второго Пришествия, до Страшного суда в церкву не пускать, не то что на клирос!»

А ему хоть трава не расти, крестится, пустыми глазами на меня глядит и всячески возрастает в вере. В надежде, что без всякого труда и репетиций в один прекрасный момент он по наитию и благословению свыше — раз (!) и запоёт все гласы по примеру Романа Сладкопевца. Отступилась я ненадолго. Вынашиваю план, как вразумить тенора неразумного. Пока я думала, всё решилось само собой, призрел Господь на мои муки и всё устроил должным образом.