Без зла

Бабуле на тот момент было уже 82 года, но, несмотря на преклонные лета и невозможность самостоятельно передвигаться, Анна наша Макаровна сохраняла ещё относительно трезвый ум и бодрость духа.

Мы, честно признаться, были уверены, что бабушка при хорошем уходе смело протянет до девяноста, но не случилось. Третий инсульт случился с ней в одночасье, не оставив ни ей, ни нам никаких шансов даже на надежду.

Ближайшая городская больница чуть не в ста километрах. Скорая, конечно, приехала, но и без вердикта врачей было понятно, что везти бабушку в больницу — это только добавлять ей ненужных страданий, и надо просто дать человеку спокойно уйти. В селе есть фельдшеры, совершенно невероятные Катя и Люба, о которых можно написать отдельную книгу, они и приходили к умирающей, ставили уже бесполезные для неё, но всё ещё нужные нам уколы, помогали переворачивать, делать массаж, утешали.

Бабушка уже не говорила, не шевелилась, жили только глаза, которыми она только безостановочно плакала при виде нас. Ей было очень тяжело, страшно, и это было видно, мы страдали вместе с ней, но помочь, увы, было уже не в наших силах. А смерть всё не приходила. И уже началась пневмония, прежде тихое её дыхание превратилось в какой-то страшный хриплый клёкот, который не было слышно только на улице. Мы старались помочь, но...

На десятый день бабушкиных мучений звуки, которые рвались из её груди, потеряли всякое человеческое звучание, и было ощущение, что в доме поселился огромный раненый зверь, страдания которого не прекращаются ни на минуту.

Мы с Леной, уже совершенно измочаленные и не знающие, что же делать и как помочь бабушке, сидели на кухне, пили безвкусный кофе и молчали. Детей, маленького Илью и тогда ещё подростка Витальку, спровадили к друзьям.

— Ульян... Да что же с ней такое, никак уйти не может, что делать? Сил нет смотреть, как страдает, и слышать это я уже тоже не могу...

— Да что мы сделаем?

И тут моя сестра-агностик говорит мне, человеку церковному, то, что, вообще-то, должно было мне первой прийти в голову, а никак не ей.

— Слушай, ну у вас же есть какие-то обряды, я читала где-то... Ну, когда человек не может умереть...

— Лен... Господи, да что ж я сама не додумалась. Жди, сейчас прибегу.

Я срываюсь, валенки на босу ногу, куртка нараспашку, бегу к церковной старосте Ольге, которая живет в трёх дворах от нас.

— Оля, Оля, пожалуйста, дай мне полный молитвослов, срочно надо!

Деревня есть деревня, все уже знают о случившемся, и Оля без лишних вопросов даёт мне молитвослов.

Я на рысях мчусь обратно.

— Лена, пойдём, пойдём, будем вместе читать «канон при разлучении души с телом».

— Уль, нет, я боюсь... Пожалуйста, давай сама.

Я захожу в бабушкину комнату, зажигаю свечу перед «Казанской», подхожу к бабуле, глажу её по голове. Она уже не реагирует никак, только страшный стон и хрип вырывается из ходящей ходуном груди. Открываю молитвослов. Крещусь сама, крещу бабушку...

— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.

Мне, врать не буду, было очень страшно. Первые три песни канона было ощущение, что бабушке становилось только хуже, я почти кричала, чтобы слова молитвы хоть как-то могли заглушить её стон.

А потом она начала затихать и к концу, к девятой песни канона её дыхание выровнялось и стало почти неслышным.

— Достойно есть яко воистинну блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

Я поворачиваюсь к бабушке, крещу её ещё раз, она тихо-тихо выдыхает, закрывает глаза и умирает. Я вижу, как в одно мгновение расправляется и успокаивается её лицо. Выхожу из комнаты.

— Лен, звони Любе, бабушка умерла.

Лена, которая всё это время была тут же, за дверью, и всё слышала, хватается за сердце и почти падает мне на руки. Плачем... Тишина в доме после десяти дней звукового ада кажется вакуумом, который поглощает всё.

Пока пришла фельдшер, пока приехал участковый, я помыла и переодела бабушку в «смертное» и начались похоронные хлопоты, которые не оставляют времени ни на скорбь, ни на размышления о случившемся.

Эту историю мы вспоминаем с Леной при каждой встрече. У меня больше нет сестры-агностика. Есть сестра — православная христианка, скажем так, очень умеренная, стоящая в начале пути, но христианка. И я этому очень рада.

Родители

Рано или поздно наступают такие времена, к которым ты не готов совершенно. Вот никак не готов. Земля берёт и «р р раз» — уходит из-под ног. Ты что-то там нащупываешь, пытаешься быть молодцом, а оно не получается. Вот только что, два дня назад ты был деткой, даже в сорок с лишним, а тут хоп — и ты самый взрослый в семье. Ты принимаешь решения. Ты их вроде бы и раньше принимал, но, оказывается, всё это было понарошку. Мелко. Какие обои поклеить, смеситель поменять, ерунда какая то.

А тогда, когда всё случается, — у вашей мамы инфаркт, у папы — онкология, — ты к этому не готов вообще. Тебе триста лет, ты седину уже закрашиваешь лет десять как, а к этому всему ты не готов.