Без зла

Два этажа были разбиты на комнаты с одной общей кухней. В каждой комнате стояла печь, которую топили дровами и углём, в кухне стояли газовые плиты, в общем, ничего нового, всё как у всех.

И главными достопримечательностями этих жилищ были, конечно же, не баллоны с надписью «Пропан», не цинковые тазы, ванны и стиральные доски, развешанные по стенам, а люди. Люди совершенно фантастических биографий, колоритные настолько, что каждый из соседей заслуживает длинного о нём повествования.

И дядь Гриша, Герой Советского Союза, отбивший у своего старшего брата жену Ираиду, бывшую старше его на двадцать лет (что не мешало дядь Грише её неистово вожделеть и раз в месяц участвовать в дуэли со своим братом, не терявшим надежды вернуть любимую в лоно законной семьи).

И две сестры, Анна и Ксения Фёдоровны, выпускницы Смольного, у которых поверх ковров на деревянных стенах красовались подлинные голландцы. И которые даже котлеты жарили в жабо с камеей и с «прибранной» буклями головой.

И Васса Прокопьевна, бывшая администратор, а на тот момент билетёрша театра оперетты, писавшая на всех бесконечные анонимки и имевшая дома коллекцию фарфоровых статуэток, достойную как минимум Эрмитажа...

Можно долго рассказывать. Сегодня хочу поведать об одной очень смешной семье, которая жила на первом этаже. Семья состояла из двух человек. Мужа и жены. Василий и Клавди́я. Именно Клавди́я, с ударением на последний слог. Не скажу, почему, сама не знаю и вам голову морочить не буду. Звали и звали.

Василий был сущим клоном актёра и режиссёра Ролана Быкова. Всей статью, ростом и лицом — абсолютный двойник. Ходил в чёрном кителе, кожаной фуражке фасона «солнечная Грузия почемвиноград». Росточком был с ноготок, зато ножищи имел сорок шестого размера, что очень гармонировало с размерами его фуражки. Видимо, он её для баланса носил, иначе зачем мужчине, ростом с сидячую собачку, таскать на голове такой аэродром?

Василий был скуп на слова и эмоции, разводил в сарае кроликов и работал на железной дороге. Кроликовым мясцом и шкурками приторговывал втихаря, но забой и свежевание кроличьих тушек совершал под покровом ночи, в связи с чем искренне считал, что ушлые соседи не догадываются о его подпольном бизнесе.

Как бы не так. У Вассы Прокопьевны (опереточной билетёрши, как вы помните) на всех было обширное досье. Время забоя несчастных ушастиков она знала с точностью до минуты и частенько насылала на Васю-убийцу-зайчиков участкового и ОБХСС. То ли Василий «слово знал», то ли откупался от проверяющих мяском и шапками, Бог весть. Но ни разу он не был ни арестован, ни оштрафован, о чём Васса горько сожалела, считая, что всем без исключения её соседям место на Колыме. Ведь из-за этих прощелыг бедная женщина никак не могла расширить жилплощадь. Помирать никто и не думал, в тюрьму никого не садили, хотя Васса Прокопьевна прикладывала для этого невероятные усилия... Не жизнь, а мука. О ней в другой раз, здесь она героиня второго плана.

Клавдия, супруга Василия, была женщиной видной. Видной издалека. Ростовая женщина. Но, как говорит мой папенька, без фигуры. Сухая и поджарая, без каких-либо выпуклостей в полагающихся у женщин местах, жёлтая, как осенний лист (не от желтухи, упаси Бог, от двух пачек «Беломора» в день), с голосом Владимира Высоцкого. Голосом этим она так материла вечно виноватого перед ней Васю, что видавший виды на фронте дядь Гриша уважительно покачивал головой и советовал Клавдии поменять сферу деятельности и найти своё трудовое счастье где-нибудь в колонии строгого режима.

Трудилась Клавдия вместе со своим по пояс ей ростом супружником на железной дороге. Ходила всегда в чёрной железнодорожной шинели, с орденом Трудового Красного Знамени на лацкане, в мужских хромовых сапогах и шерстяном платке, цвета её лица в сине-красных розах. Приклеенная к нижней губе вечная беломорина довершала романтический образ.

Что было под шинелью, не знал никто, потому что у Клавдии было два состояния: рабоче-матершинное в шинели и лирическо-домашнее. Дома она носила исключительно комбинации невозможной красоты и расцветок (со слов Вассы Прокопьевны, вся эта капроново-кружевная красота была уворована из составов, идущих в Среднюю Азию).

Комбинации висели на жёлтых костистых плечах Клавдии, как на бельёвой верёвке, являя всему миру пустоты в области груди и бёдер. Смущало это всех, кроме Василия и самой Клавдии (жили-то они на первом этаже, за шторами не прятались).

Двор наш был совершенно обычным барнаульским двориком образца семидесятых–восьмидесятых. Сарайки в ряд, с дровами, углём и всякими нужными, а по большей части ненужными вещами, отслужившими свой срок, стиральными машинами на ручном приводе (по лету все постирушки были во дворе). У каждой квартиры пара грядок с огурцами, помидорами и луковой стрелкой. И, конечно же, палисад с сиреневыми кустами, столом с лавочками для забивания «козла» и распития главами семейств пива из трёхлитровых банок.